– Я не просто боялся, – признался я. – Был напуган до смерти! Мы вели не ту битву и не в том месте. Скёлль хорошо все рассчитал: дал нам подойти, не чинил на нашем пути помех. Он собирался заманить нас под эти стены и перебить в своих рвах, и мы, как дураки, сделали именно то, что ему и хотелось. Я был уверен, что мы потерпим поражение.
– Ты был уверен…
– Но нам все равно предстояло сражаться, – прервал я его. – Мы не могли отступить, иначе бы нас перебили. Нужно было хотя бы попытаться победить. Такова судьба. Но да, я знал, что мы проиграем. Мы совершили ошибку и обрекли себя. Из такой ловушки есть только один способ выбраться: нужно с боем проложить себе путь.
Войско шло вперед, и я, как честно признался отцу Селвину, чувствовал себя обреченным. Мы спускались к боковой стене форта, и это означало, что как только минуем то место, где рвы и валы огибали башню, то пойдем вдоль гребня, а не поперек него и идти будет легче. Двигались мы споро, и я, помнится, удивился, что против ожидания все получилось так легко. Справа летели копья, но они лишь громыхали по нашим щитам, а как только мы повернули, то пересекли два рва и приблизились к стене. Тут о легкости пришлось забыть.
– Секиры! – вскричал я.
Самых крупных и сильных из моих дружинников я вооружил секирами с широкими лезвиями и на длинных рукоятках. Топорище было длиной с копье, что делало оружие неудобным, но мои люди научились с ним управляться. Первая моя шеренга стояла вместе со мной под стеной; норманны молотили по нашим поднятым щитам секирами и копьями. Крепостная стена была немногим выше человеческого роста, и это означало, что защитники располагались близко и били сильно. Мой щит трещал под ударами секир по доскам. Норманны видели, как мы приближаемся, заметили золото у меня на шее, блеск браслетов на руках и серебряный шлем. Понимая, что я богат и знатен, они хотели добыть славу, убив меня. Опустить щит, чтобы воспользоваться длинным клинком Вздоха Змея, означало подставиться под удары защитников, а наш долг как первой шеренги – стоять в липкой грязи рва и сковывать обороняющихся, изображая из себя удобную мишень.
И из-за наших спин вступили в бой большие парни с секирами на причудливо длинных ручках. Эти здоровяки вроде Гербрухта и Фолькбальда, оба фризы, накидывали секиры на защитников, а потом дергали на себя, подсекая противника крючковатыми бородками лезвий, словно рыбу. Как только длинные секиры пошли в ход, удары по моему щиту прекратились. Сверху донесся вопль, потом кровь брызнула на мой изрубленный щит, капли ее просачивались через трещины в досках. Кто-то еще взревел наверху, и норманн полетел с парапета и рухнул мне под ноги. Видарр Лейфсон, мой сосед в шеренге, взмахнул коротким саксом, упавший дернулся, как вытащенная на берег рыба, и затих. Мне запомнилась смерть того воина, а больше почти ничего. Моя идея с секирами работала – по крайней мере, до тех пор, пока люди Скёлля не сообразили перерубать длинные топорища своими секирами. Однако место каждого убитого или раненого занимал на стене его товарищ, и именно один из этих новеньких сбросил здоровенный булыжник, раздробивший мой порубленный щит и ударивший по левой стороне моего шлема.
– Видишь дыру? – спросил я у поэта, показывая ему покореженный шлем.
Отец Селвин ощупал металл, лопнувший в том месте, куда пришелся удар камня:
– Господин, наверное, было очень больно?
Я расхохотался:
– Башка долго трещала после этого, но в тот миг у меня ничего не болело – я просто лишился сознания.
Отец Селвин провел перепачканным чернилами пальцем по шраму, обезобразившему серебряного волка на гребне шлема:
– Господин, почему ты не стал его чинить?
– Он служит напоминанием о моей глупости, – признался я, вызвав у молодого человека улыбку. – А шлемов и без него довольно.
– Тебя ранили, когда вы атаковали северную башню?
– Так далеко мы не добрались. Наша задача была отвлечь защитников от того угла.
Как почти все в тот день, план ослабить северный угол, оттянув обороняющихся к юго-западной стороне форта, не сработал. У Скёлля в Хеабурге сосредоточилась целая армия, и ему не было нужды оголять тот или иной участок укреплений. Он предоставил нам биться об стены до тех пор, пока мы не выдохнемся, а затем явно собирался погнать нас вспять и уничтожить. Видимо, таков был его замысел со дня отступления от Беббанбурга, а мы, как глупцы, сами подыграли ему.
Мое нападение на северный отрезок стены провалилось. Мы потеряли еще семерых, Скёлль – двоих. У нас было шестнадцать раненых, включая меня, а у Скёлля – от силы с полдюжины. Нашего отступления от стены через рвы я не видел, потому как был без сознания. Меня ранило булыжником, расколовшим щит и проломившим шлем. Я упал. Финан потом рассказал, что Гербрухт и Эдрик взяли меня под руки и, прихватив Вздох Змея, оттащили назад. Пока они волокли меня через ряды, в левое бедро мне угодило копье. Наконечник оставил глубокий разрез, но я ничего не чувствовал. Финан пытался удержать людей под стеной, старался зацепить очередного норманна и стянуть вниз, во внутренний ров, но стоило моим дружинникам увидеть, как меня тащат в безопасное место, они пали духом. Воины потянулись следом за мной, а северяне бросали им вслед насмешки и копья.
Едва очнувшись, я поначалу слышал только торжествующие вопли врагов. Они выкрикивали оскорбления, трубили в рога и били мечами по щитам, приглашая нас обратно под стены. Главная атака Сигтригра была отбита, как и моя, и люди Скёлля насмехались над нами.
ebooksa