Армии инков захватили в 1460-х годах царство Чиму, продвигаясь на юг из Эквадора, и к концу века пересекли Западную Кордильеру и вошли в страну Ика. Это была потрясающая история и войны, и организации; по крайней мере, она была такой же удивительной, как и испанское завоевание полвека спустя. Мирные народы, обитавшие на побережье, действительно оказывали сравнительно слабое сопротивление. С другой стороны, высокогорные долины, протянувшиеся с севера на юг, были более доступны, но народы, жившие в них, сопротивлялись более решительно. Регионы, в которых обитали аймара (в частности, вождество колья), были местом ведения долгих войн, а впоследствии – восстаний. Другие горные племена выстояли даже еще дольше: обширный высокогорный регион Кито добавился к империи лишь за несколько десятилетий до прибытия испанцев. Эти относительно недавние приобретения были источником слабости государства инков. Особенно в Кито, где жители, которые по-прежнему ненавидели власть инков, приняли вторгшихся европейцев с молчаливым согласием, если не с воодушевлением.
Общество, которым правили инки, отличалось многими важными чертами от высокоразвитых цивилизаций Центральной Америки и Мексики. Это была настоящая империя, управляемая иерархией чиновников, во главе которых стоял
Культ солнца у инков служил интересам империи или по крайней мере поддерживал их. Если делать широкие обобщения, то народы Анд направляли свою энергию скорее на материальные способы поддержания жизни и организацию больших обществ, нежели культивирование сверхъестественных знаний и власти. Труд своих пленных инки жестоко эксплуатировали, но никогда не устраивали массовых жертвоприношений, как ацтеки, чтобы умилостивить неумолимых богов. Обширные развалины их построек, дорог, систем орошения носят мирской характер. У инков не было огромных церемониальных центров, в которых жили только посвященные жрецы. Их города с самого начала строились для того, чтобы в них жить и их защищать. Инки не ставили никаких стел. Их храмы несравнимы с великолепными пирамидами, в изобилии украшенными скульптурами, и ступенчатыми храмами Средней Америки. Каменная кладка инков, хотя она и массивна, и долговечна, и прекрасно обработана, требовала больше аккуратности и трудолюбия, чем архитектурного таланта или духовного стимула. В государстве инков не процветали особые жреческие искусства, не было развитой астрономической и календарной науки, не было письменности. Средством, ближе всего подошедшим к письменности, в Андах было
Слово «монолитный» часто используется для описания государства инков.
Аборигенные культуры Америк демонстрировали огромное разнообразие достижений и варьировались от голых дикарей некоторых островов Вест-Индии до искушенной знати Центральной Америки или Анд. Самые развитые общества сильно отличались друг от друга, но все они имели одну общую черту. Во всех из них поразительные уровни достижений – религиозных, общественных, политических, художественных – были достигнуты при весьма ограниченном техническом оснащении. У них не было инструментов из твердых металлов, за исключением сравнительно редкого использования бронзы у инков, колесного транспорта, судов, за исключением хлипких каноэ или примитивных плотов, и было очень мало домашних животных. У них не было даже такого основного сельскохозяйственного орудия труда, как плуг. В качестве компенсации они обладали очень высокой степенью общественного подчинения, послушания – добровольного растворения отдельного человека в племени. Нехватка технических средств у них была такова, что без самого тесного общественного сотрудничества, навязанного постоянным обрядовым принуждением, они едва ли могли бы обеспечить себе пропитание, и еще меньше шансов у них было построить впечатляющую цивилизацию. Принуждение было особенно необходимо инкам, потому что прибрежные районы Перу зависели от орошения, а ацтекам – из-за необходимости контролировать уровень воды в озере в долине Мехико[33]. В Америке, как на Востоке, где сельское хозяйство зависело от крупномасштабных работ по доставке воды, центральная авторитарная власть появилась для того, чтобы мобилизовать и направлять население на необходимые работы. Это же справедливо в меньшей степени для тех мест, где религиозные чувства или необходимость защищаться требовали строительства необычайно мощных и сложных укреплений для всего общества. Таким образом, майя, ацтеки и инки нашли способ распространить умение подчиняться и покорность обитателей Америк в масштабе деревни (селения) на город-государство, сеть завоеванных городов и большую империю. Естественно, их системы правления были склонны поощрять пассивное согласие, нежели активную лояльность; исключение составляли правящие касты, или кланы. Более того, эти системы были особенно уязвимы для врага, который сочетал техническое превосходство в оружии с относительно высокой мобильностью и боевым духом. Такой враг мог парализовать организацию, нанося быстрые удары по центрам и таким образом продемонстрировать бессилие богов, от имени которых проводилось в жизнь ритуальное принуждение.
Достижения высокоразвитых цивилизаций Америки были таковы, что поразили первых европейцев, которые их увидели. Сочетание в них богатства и технической слабости привело цивилизации Америки к гибели. Ни один конкистадор не мог устоять перед искушением, которое являли собой цивилизованные, но нехристианские народы, обладавшие землей и золотом, подчинить себе народы, привыкшие повиноваться и платить дань, и править народами, готовыми воевать, но имевшими оружие лишь из дерева и камня[34].
Глава 4. Завоеватели
Перешеек – Кастилья-де-Оро, «Золотая Кастилия» – был заселен колонистами с Эспаньолы. Люди, которые исследовали и вторглись в Мексику, прибыли с Кубы, а воодушевлял их на подготовку к этому талантливый и амбициозный губернатор Диего Веласкес. Люди Веласкеса на протяжении некоторого времени занимались набегами на острова залива у берегов Гондураса с целью захвата рабов и там, вероятно, нашли доказательства торговли с более развитыми обществами на материке. Небольшие экспедиции были отправлены с Кубы в 1517 и 1518 годах с целью разведать берега Юкатана и Мексиканского залива. В 1519 году по результатам их отчетов Веласкес снарядил более многочисленную флотилию и назначил ее командующим Эрнана Кортеса, который был его секретарем и финансовым партнером в этом предприятии. Лично Кортес пользовался популярностью, и проект привлек около 600 добровольцев – большое количество для такого малонаселенного края[35]. Веласкес и Кортес не доверяли друг другу; и, вероятно, хотя Веласкес имел в виду только исследования, захват рабов и торговлю, Кортес с самого начала предполагал завоевание независимого царства. Он покинул Кубу тайно и поспешно (по приказу Веласкеса Кортеса должны были сместить и арестовать), а сойдя на берег, сразу же отказался признавать власть Веласкеса. С того самого момента все предприятие стало делом Кортеса.
Из всех испанских кампаний в Новом Свете завоевание Мексики лучше всего известно и задокументировано. Из сохранившихся до наших дней отчетов о нем современников завоевания по крайней мере два обладают необычными литературными и историческими достоинствами. Письма самого Кортеса очень красочны и подробны, хотя и неизбежно подвержены влиянию политических соображений и естественной склонности представить все решения как собственные решения Кортеса. Поправки можно найти в «Правдивой истории» Берналя Диаса дель Кастильо, который рассказывает о событиях, с точки зрения верного и умного солдата-пехотинца, которому посчастливилось иметь замечательную память[36]. Помимо того, что история завоевания хорошо известна и хорошо рассказана, она прекрасно и типично изображает три главные черты психологии конкистадоров – их неуемную жажду золота, земель и рабов; их традиционное стремление разбить язычников и завоевать их души для Иисуса Христа и более тонкое, но не менее непреодолимое стремление к великим делам ради них самих. Именно эта гордость за свершение великих дел, эта жажда завоевать себе репутацию делали рядовых солдат столь восприимчивыми к красноречию таких лидеров, как Кортес, заставляли их приветствовать решения, которые, как они знали, были безрассудными, удерживали их вместе перед лицом катастрофы и побуждали их пытаться совершить на первый взгляд невозможное. Они не были дисциплинированными, не были преданными, разве что командирам, которых уважали как личности. Они были индивидуалистами, которые считали себя не подражателями, а равными и соперниками героев древних времен. Конечно, в классических преданиях или средневековых романах нет историй более драматических, чем это завоевание великолепной, пусть и плохо оснащенной, империи горсткой потрепанных жизнью мастеров меча и шпаги.
Сначала Кортес высадился на побережье Табаско на южном берегу залива Кампече, где состоялось его первое серьезное сражение[37], и он получил свою первую достоверную разведывательную информацию о силе и богатстве ацтеков. Пройдя вдоль побережья, Кортес затем высадился рядом с местом, где сейчас находится Веракрус. Там он провел четыре месяца, в течение которых он организовывал базу и налаживал отношения с прибрежным населением, готовясь к походу вглубь материка. Начало главной операции – похода на Мехико (Теночтитлан) – было отмечено двумя символическими действиями. Первым было уничтожение кораблей, на которых он приплыл. Делая это, Кортес лишал недовольных возможности возвратиться на Кубу, освобождал моряков для похода с армией и удовлетворял любовь конкистадоров к драматическим жестам по аналогии с классикой[38]. Вторым действием – у которого было множество прецедентов во время Реконкисты в Испании – была церемония основания города. Затем, после привлечения на свою сторону врагов ацтеков, он повел свою армию по длинной и труднопроходимой дороге от насыщенных испарениями лесов Веракруса к высокогорному нагорью Центральной Мексики.
Для современного путешественника маршрут Кортеса кажется почти противоестественно трудным. Он включал два горных перевала: один между вулканами Орисаба (5610 м) и Кофре-де-Пероте (4250 м) в штате Веракрус и другой – Пасо-де-Кортес между двумя снежными вершинами-близнецами – Попокатепетль (5465 м) и Истаксиуатль (5230 м). Ни на одном из этих перевалов нет в настоящее время пригодной к использованию дороги. Этот путь был продиктован главным образом политическими соображениями, необходимостью пройти как можно дальше вглубь по территории племен-союзников. В окрестностях Веракруса было много недавно завоеванных народов, которые неохотно платили дань своим ацтекским владыкам. Комбинируя силу с дипломатией, Кортес сумел ускорить превращение недовольства столицы тотонаков Семпоалы в открытое неповиновение Теночтитлану. Семпоала помогала испанцам продовольствием, носильщиками и информацией. Там Кортес впервые услышал о Кетцалькоатле – боге-герое тольтекской мифологии, возвращения которого на Землю ожидали мексиканские прорицатели. Жители Семпоалы посоветовали ему пойти этой дорогой в Теночтитлан и предложили заключить союз с Тласкалой (Тлашкалой) – единственным городом на нагорье, который все еще сохранял свою независимость. Здесь была ситуация, которую испанцы, как они думали, поняли; ситуация, которая напоминала положение мусульманской Гранады одно-два поколения назад. Но в то время как Гранаду лишь терпели как плохого вассала до тех пор, пока кастильские правители не почувствовали себя достаточно сильными, чтобы захватить ее, постоянную независимость Тласкалы ацтеки терпели лишь как источник пленников для жертвоприношений. Через регулярные промежутки времени и с соответствующим уведомлением Теночтитлан объявлял войну Тласкале с намерением не сделать ее своим вассалом, а захватить пленных. Эти повторяющиеся и безрезультатные войны вызывали постоянный отток ресурсов у Тласкалы; и хотя ее жители сначала яростно и инстинктивно сопротивлялись испанцам, после поражения они согласились на предложение Кортеса заключить союз.
От закаленных воинов Тласкалы Кортес узнал кое-что о военной силе и слабости ацтеков. В его лагерь также приезжали посольства из Теночтитлана с целью отговорить его от дальнейшего продвижения путем угроз и жалобами на бедность; но этим жалобам противоречили подарки, которые привозили послы; их ценность и мастерство изготовления демонстрировали богатства Мексики жадным глазам ждущих своего часа испанцев. Кортес мудро отправил самые лучшие из этих сверкающих сокровищ на родину королю (хотя часть из них была перехвачена французскими пиратами и так и не достигла Испании). В угрозах же он угадал смесь вызова и суеверного страха, гнездящегося в душе военачальника ацтеков, и понял, как можно использовать страхи Монтесумы. Сила Кортеса в основном состояла в его способности оценивать психологические факторы ситуации и в его умении создать свой собственный авторитет как среди союзников, так и врагов. Вежливо, но твердо он настоял на нанесении ответного визита, на который Монтесума в конце концов согласился. Продвижение вперед армии Кортеса было организованным и быстрым, и вскоре испанцы, сопровождаемые принимающей стороной – ацтеками, уже шли по насыпной дороге в Теночтитлан, спокойно изображая торжественную процессию вооруженных людей[39]. Испанцев разместили в огромном общественном доме или дворце в городе (где они захватили Монтесуму как заложника), в то время как их союзники разбили лагерь за его пределами на берегу озера. Это было поразительное доказательство способности ацтеков к организации: в стране, где транспортом были каноэ или людские спины, так много лишних ртов они могли накормить в столь короткие сроки.
Мир был недолгим. Первым его нарушением было прибытие в Веракрус сильного отряда под командованием Па́нфило Нарва́эса, одного из завоевателей Кубы, которого отправил сюда губернатор, чтобы арестовать Кортеса. Кортес поспешил на побережье, перехитрил Нарваэса и посредством угроз, взяток и обещаний завербовал солдат с Кубы под свое командование. Однако в отсутствие Кортеса рьяное уничтожение храмов его помощниками и их бесконечные требования еды довели ацтеков до такой ярости, что ситуация была на грани войны. Испанцы под командованием Педро де Альварадо предполагали, что война начнется неспровоцированным нападением во время религиозного праздника; и обе стороны в мрачной враждебности ожидали возвращения Кортеса[40]. Доверяя власти Монтесумы и своему собственному авторитету, Кортес вступил в город и присоединился к Альварадо (осажденному ацтеками), так что вся армия оказалась в ловушке. Ацтеки выбрали нового военачальника. Монтесума, который к этому времени перестал уже пользоваться их доверием как марионетка в руках испанцев, попытался убедить Кортеса умиротворить своих людей и был забит камнями до смерти. Кортесу пришлось ночью с боем пробиваться из города по разрушенным насыпным дорогам и мостам; за одну ту ночь он потерял треть своих людей и большую часть обоза. Однако союзники остались верны договору. Армии удалось отступить в Тласкалу[41] и подготовиться к более основательному и менее зрелищному наступлению[42]. Город Теночтитлан был осажден и отрезан от источников продовольствия и воды (разрушив водопровод). Здания подвергались систематическому разрушению, а их обломки сбрасывались в озеро, чтобы избежать опасностей уличных боев, по мере продвижения по городу испанцев и их союзников. Под руководством корабельного плотника, находившегося в его отряде, Кортес приказал построить из местной древесины большие плоскодонные суда и установил в них пушки, которые привез с собой из Веракруса. Эти
Добыча, захваченная во время завоевания, разочаровала; да и вряд ли могло бы быть иначе, ведь ожидания солдат были такими высокими. В этом обвинили Кортеса, а также в том, что он спрятал сокровища ради собственной выгоды. Меры для исправления положения были стандартными: распределение индейских деревень среди последователей Кортеса в качестве феодальных поместий для сбора с них податей –
Кортес морем вернулся из Гондураса в Мехико в июне 1526 года и с прежней энергией возобновил свою деятельность по объединению Новой Испании. Однако в его отсутствие на него были отправлены сотни доносов в Испанию, и король назначил нового наместника. В 1527 году новый наместник, боясь, что Кортес захватит власть в Мексике, выслал его в Испанию. Король простил Кортесу все прегрешения, наградил его богатыми поместьями, дал титул маркиза и «генерал-капитана Новой Испании и Южного моря». Но титулы ничего не значили – для управления страной король учредил «аудиенсию» (коллегию) во главе с Нуньо Гусманом. При Гусмане обращение индейцев в рабство достигло чудовищных размеров – сотни тысяч мексиканцев стали жертвами деятельности его и «аудиенсии». Вскоре «аудиенсия» была распущена, а Нуньо Гусман, чтобы вознаградить себя за потерю власти, предпринял поход в страну Халиско к северо-западу от Мехико. После завоевания Халиско испанцы обследовали тихоокеанский берег Мексики к северу от Колимы на 600 км. В 1527 году Кортес снарядил 3 малых судна на тихоокеанском побережье Мексики (у 18° с. ш.) с целью «идти на Молукки или в Китай, чтобы выяснить прямой путь на родину пряностей» (на Молукках в декабре 1521 года уже побывали люди, продолжавшие кругосветную экспедицию Магеллана, отсюда один из двух уцелевших кораблей (из 5 в начале экспедиции) отплыл на запад в Испанию, другой после долгого ремонта в апреле 1522 года пошел на северо-восток, достигнув 43° с. ш. и 160° в. д., но в октябре вернулся к Молуккам, где был вскоре арестован тремя португальскими военными кораблями). Кортес поставил во главе экспедиции Альваро Сааведру. После многих открытий (причем 2 корабля пропало, судьба их не выяснена) Сааведра спас на Филиппинах людей с одного из 7 кораблей второй после Магеллана (и неудачной) кругосветной экспедиции Лоайсы и Элькано (последний из числа немногих выживших и завершивших первую кругосветную экспедицию), оба умерли в ходе плавания в конце июля – начале августа 1526 года. Сааведра также умер в октябре 1529 года. Его преемник в декабре 1529 года с трудом довел маленький корабль «Флорида» (50 т) до Молуккских островов, где испанцы оказались в руках португальцев («острова пряностей» были им все-таки уступлены испанским королем по Сарагосскому договору от 23 апреля 1529 года за 350 тысяч дукатов), выжившие 16 человек в 1534 году отправлены в Европу, которую достигли в 1536 году только 8 испанцев (ставшие вторыми, после спутников Магеллана, совершившими кругосветное путешествие).
В 1532 году Кортес направил 2 корабля под командой Диего Уртадо Мендосы на север – все испанцы были убиты индейцами, команда одного корабля в бухте Бандерас, команда второго около 27° с. ш. В октябре 1533 года Кортес послал из Халиско третью экспедицию на двух кораблях, один из которых, Эрнандо Грихальвы, пересек Тихий океан через Центральную Полинезию и Меланезию. В апреле 1535 года, в мае 1537 года и в июле 1539 года Кортес направил на север еще три экспедиции, которые исследовали тихоокеанское побережье Северной Америки до 33° с. ш. (район современного Сан-Диего). В 1535 году император прислал вице-короля, обладавшего и гражданской, и военной властью, – Антонио де Мендоса – воина, дипломата, младшего сына большого знатного семейства. И снова Кортес был обойден вниманием. Великая экспедиция, отправленная на поиски городов «Сиболы» весной 1540 года под командой Ф. Коронадо (продолжалась до июня 1542 года), как и не менее великая экспедиция Э. Сото и Л. Москосо 1539–1543 годов были организованы вице-королем (Сото, участник завоевания Перу, умер в 1542 году, его дело продолжил Москосо. Испанцы исследовали территорию современных южных штатов США – Коронадо на западе, Сото и Москосо на востоке, пройдя по несколько тысяч километров, не раз вступая в тяжелые бои с индейцами). А Кортес в 1540 году вернулся в Испанию, в 1541 году участвовал в военной экспедиции против Алжира. Он умер в своем доме в Кастильеха-де-ла-Куэста недалеко от Севильи в 1547 году.
Пока испанцы были заняты тем, что наводили порядок в Новой Испании для короля и совершали все новые открытия, в Южной Америке шло завоевание другой, такой же грозной империи силой испанского оружия. Еще со времен захвата Дарьена среди живших там испанцев ходили слухи о цивилизованных и процветающих царствах на юге, но из-за преград – моря, пустыни и гор, которые их защищали, – реальность долгое время оставалась сокрытой. Серьезное исследование было начато в Дарьене двумя малоизвестными конкистадорами из Эстремадуры Франсиско Писарро и Диего Альмагро и священником Эрнаном Луке. Все трое поселились в Дарьене как
Появление Писарро в Тумбесе на северном побережье Перу совпало с последним этапом войны за престолонаследие, в которой правящий Инка Уаскар потерпел поражение и был свергнут своим единокровным братом Атауальпой, который выбрал в качестве своей столицы не Куско, а более доступный город Кахамарку на севере Перу. Сообщения об этом конфликте ободрили Писарро и побудили его, после того как он устроился в районе Тумбеса и основал «город» Сан-Мигель, отправиться в 1532 году вглубь материка к Кахамарке. Здесь под прикрытием официальной встречи испанцы совершили внезапное нападение (план составили братья Писарро, Эрнандо Сото, Себастьян Белалькасар и монах Висенте Вальверде), во время которого им удалось перебить большую часть свиты Атауальпы, захватить в плен самого правителя и обратить в бегство многотысячный отряд инков[44]. Благодаря неожиданному нападению, благоприятной политической ситуации и потрясающей смелости, которая испугала и самих завоевателей, Писарро со своими людьми практически решили судьбу империи инков за один день. Вскоре после этого приехал Альмагро с подкреплением из Панамы. Вооруженные силы инков, лишившись своего правителя, были неспособны оказать действенное сопротивление завоевателям, которые общей численностью около 600 человек отправились к Куско. Жители даже не пытались укрыться в крепости Саксайуаман. Они пассивно оставались в городе, который был взят и разграблен в ноябре 1533 года. Золото и серебро, награбленные в Куско, вместе с золотыми сосудами, которыми наполнили целую комнату в Кахамарке подданные Атауальпы, тщетно надеявшегося выкупить свою свободу, были переплавлены; королевская пятая часть была изъята, а остальное было роздано конкистадорам; этого хватило, чтобы сделать каждого солдата этой армии богатым на всю жизнь, хотя мало кто из них прожил достаточно долго, чтобы насладиться этим богатством.
До этого момента вся кампания приблизительно шла по тому же сценарию, что и у Кортеса в Мексике (еще было много тяжелых боев), но после захвата Куско ход событий переменился. Писарро, в отличие от Кортеса, не создал центра своей власти в древней столице царства, а основал в 1535 году совершенно новую испанскую столицу Лиму – город королей, расположенный у моря в долине Римак. Этот выбор был обоснован с военной точки зрения, так как Куско находился далеко от гаваней, от которых зависели испанцы в Перу в плане подкреплений и снабжения из внешнего мира, а его горное окружение затрудняло, если не делало невозможным, использование кавалерии – главного рода войск испанцев. Но таким решением Писарро подчеркнул деление страны на испанское побережье и индейские горы и потерял одно средство привлечения перуанцев к новой вассальной зависимости. К тому же Писарро был человеком совершенно другого сорта, чем Кортес. В Испании он был незаконнорожденным сыном, воспитанным какими-то крестьянами; в Индиях он стал воином, добившимся руководящего положения благодаря своему честолюбию, храбрости и воинскому умению. Он был неграмотным и очень зависел от секретарей, которые иногда злоупотребляли своим положением и наделали врагов своему господину. И хотя Писарро был умным и прозорливым, ему не хватало обаяния и хитрости Кортеса, его чуткого понимания человеческих обстоятельств, его таланта нападать на врага, даже потерпев поражение. Убийство Атауальпы по решению суда было грубой ошибкой, которую осудили многие испанцы. К тому же Писарро имел завистливых соперников в своем собственном лагере, и вскоре среди завоевателей начались жаркие споры. Первая весть о возникших проблемах пришла из Сан-Мигеля, правитель которого Белалькасар оставил свой пост и отправился на север в район Кито по приглашению каких-то местных жителей, чтобы избавить их от их правителей-инков и установить свою власть. Его положение осложнилось неожиданным прибытием из Гватемалы неугомонного и воинственного Альварадо, который имел свои планы на Кито. Первым Альмагро, а затем Писарро поспешили на север, чтобы предотвратить гражданскую войну. Альмагро и Белалькасар (которые были
Тем временем Эрнандо Писарро, который был единственным законнорожденным из всех единокровных братьев и претендовал на какую-то образованность, был послан в Испанию с донесениями и королевской долей добычи из Кахамарки. Он возвратился в 1535 году с депешами, дававшими Франсиско Писарро титул маркиза (и за ним закреплялась уже завоеванная территория Перу), а Альмагро – титул