Холодный огонь

22
18
20
22
24
26
28
30

– Там кто-то есть? – спросил Бреннон.

– Да. Девять душ.

Натана охватил жгучий стыд. За все это время он лишь раз вспомнил о заточенных в портале детских душах, будто, единожды ужаснувшись, он целиком выполнил свой долг по отношению к ним. Даже сейчас, задавая вопрос, Бреннон имел в виду каких-нибудь тварей с той стороны, а вовсе не…

– Они живы? – робко спросил он.

– Души бессмертны, – ответила Валентина, однако комиссар узнал эту холодную враждебность, которую уже видел, когда они допрашивали Хильдур Линдквист.

– Они сильно мучаются?

– Им страшно. – Валентина втянула воздух, словно чуяла их запах. – Они заперты во мраке, наедине с порталом на ту сторону. Они обессилены и напуганы.

– Но… но они же не превратятся в утбурдов или еще во что, когда мы их выпустим?

– Не знаю. Никто не сможет дать вам гарантии, Натан. Никто не знает даже, не провалится ли вся церковь на ту сторону вместе с ифритом.

Бреннон только вздохнул. Валентина поднялась по ступенькам, и комиссар, помедлив, последовал за ней. Его не покидала мысль, что самую опасную часть работы он доверил Лонгсдейлу, псу и ведьме, а значит – должен быть с ними. Конечно, консультант невозмутимо заявил, что выследит ифрита, выманит из его берлоги и доставит к церкви, – но что, если нечисть окажется сильнее?

Вход в храм забили досками, и Натан прихватил из дома Лонгсдейла топор, чтобы вырубить проход, но с первого же взгляда понял, что это уже не понадобится. Стоило миссис ван Аллен прикоснуться, дерево почернело от копоти и рассыпалось крошкой. Внутри церкви царила непроглядная, чернильного цвета тьма, такая густая, точно воздуха в церкви не осталось. Комиссар уловил странный запах, напоминающий о дыме костра и сгоревшем мясе; в горле запершило.

– Вы уверены? – спросил он, потому что сам стремительно терял уверенность в своем праве пускать туда женщину.

Валентина обернулась на него, и ее взгляд смягчился.

– Не бойтесь, – сказала она.

Ее глаза снова потемнели до глубокой синевы. Она сбросила пальто на закопченные каменные перила и нырнула во мрак. Бреннон остался снаружи. Он вслушивался в ее легкие шаги и непроизвольно сжимал топор, готовый кинуться внутрь в любую секунду, после первого же крика.

«Она не человек, – напомнил себе Натан. – Так что успокойся и не дергайся».

Он прислонился к стене у входа и был неприятно удивлен тем, какая она теплая. Тепло не казалось согревающим, вместо него ощущался какой-то душный жар, словно внутри находился раскаленный горн. Но в кузнице отца, даже в самый разгар работы, казалось куда приятнее, чем здесь, у прокаленных дочерна стен. Натан провел рукой по кладке – на ладони остались копоть и черная кирпичная пыль. Не раскрошатся ли стены к чертовой матери, когда внутри начнет буянить ифрит?

В церкви раздался гулкий вздох, от которого по крыльцу и стенам пошла вибрация. Бреннон подскочил и рывком повернулся к порталу. По стенам скользнули струйки темной пыли. Вздох повторился, и в кромешной тьме в храме появился белый огонек. Он был таким тусклым и маленьким, словно его отделяло от Натана несколько миль. Огонек слабо подрагивал. Постепенно вокруг него проступило прозрачное свечение. Пульсируя, как сердце, оно понемногу увеличивалось, отхватывая от мрака лоскут за лоскутом.

Язычок огня разгорался все ярче и выше, пока наконец в его свете Бреннон не разглядел плиты пола. Комиссар узнал то самое углубление, которое ему показывал пес. Гранитные плиты прогнулись и просели, больше напоминая грязный весенний лед, весь в разводах копоти.

Узкий лепесток пламени напрягся и вспыхнул. На мгновение комиссару помстилось, что это не огонь, а высокая женская фигура, окутанная пышным облаком бледно-золотых волос. Но видение тут же исчезло за мерцанием усилившегося свечения.