– Там же Лонгсдейл! И пес!
– Вы ничем ему не поможете. – Валентина удержала его за руку. – И вряд ли он нуждается в вашей помощи.
– Что значит – вряд ли?!
Над содрогающимися руинами храма взмыли четыре или пять ярких звезд и исчезли в темном небе.
– Это души, – сказала Валентина с облегчением. – Он освободил их.
Бреннон решительно устремился к церкви. Миссис ван Аллен поспешила за ним.
– Почему вы так о нем беспокоитесь?
– А что, нельзя? Чем он хуже любого из нас?
– Он не из вас, – возразила Валентина. – И даже если когда-то и был…
– Вот именно, – мрачно ответил комиссар. – И я выясню, когда и почему он быть перестал. А для этого нужно хотя бы допросить пострадавшего.
Чем ближе они подбирались к церкви, тем сильнее ощущалась дрожь земли. Бреннон раздраженно заметил, что зеваки, несмотря на глубокую ночь, опять повылазили из всех щелей и толпились поодаль от паперти.
– Чего стоим? – гаркнул комиссар. – Не толпимся, расходимся, расходимся!
– А что такое-то? – спросили из толпы.
– Снос здания, – сквозь зубы процедил Бреннон: церковь расползалась, как тесто из квашни.
Толпа расступилась, пропуская карету, на козлах которой сидела Джен. Ведьма была серовато-бледной и опасно кренилась набок.
– Ох, дитя! – встревожилась вдова.
– Позаботьтесь о ней, – велел комиссар и быстро зашагал к храму.
Выход уже плотно завалило битым кирпичом и черепицей, от ступеней и крыльца осталось одно воспоминание. Однако помня слова Валентины насчет того, что церковь может провалиться на ту сторону, Бреннон не спешил звать к завалам мужчин.
– Лонгсдейл! – окликнул он. – Лапа! Где вы?
Руины угрожающе зашуршали, задвигались и внезапно выстрелили, как картечью, осколками кирпича и камня.