Полина вырвалась и юркнула в машину. Он тоже сел и стал быстро выруливать со стоянки, радуясь, что ехать не так уж далеко, и скоро у него появится возможность заняться ею как следует.
Солнце начало клониться к западу, когда они наконец проснулись. Небольшая вилла, арендованная Округиным второпях, чтобы успеть к приезду Полины, тем не менее оказалась удачной во всех отношениях. Просторная спальня с панорамным окном выходила на северную сторону, присутствие солнца только угадывалось, однако ощущение света и воздуха было очень сильным и непостижимым образом настраивало на позитивный лад.
Вылезать из постели не было никакого желания, но пока Полина просыпалась, потягиваясь, Алексей сходил в душ, а на обратном пути достал из винного шкафа бутылку белого вина и прихватил поднос со снедью, приготовленной заранее.
Они с удовольствием выпили по бокалу легкого вина и снова легли, обнявшись. Алексей хотел знать обо всем, что произошло после его отъезда, но спрашивать боялся. Они поговорили о его планах, но постепенно разговор все равно свернул на недавние события. Им в равной степени было больно и неприятно вспоминать, но в то же время оба понимали, что, только поговорив друг с другом, они смогут наконец отпустить пережитый кошмар.
– Ты мне очень помогла. Один я бы не справился. Представляю, как тебе было трудно, ведь речь шла о самых близких. Я вообще жалел, что втянул тебя.
– Я понимала, что все равно придется сделать выбор. Знаешь, однажды я нашла у Фромма поразительную мысль. Это психолог такой. Он написал книгу об искусстве любви. Так вот, Фромм считал, что любящий человек не может быть зрителем. Я много думала и поняла, что это вообще самый главный признак любви. Любящий не может сидеть в партере среди глазеющих на представление. Он может быть только рядом, на сцене или арене, даже если финал пьесы не будет счастливым. Я не могла оставаться в стороне, пока ты искал убийцу, я должна быть с тобой, и все.
– В горе и в радости?
– Несомненно. Но знаешь, что меня удивило? На твоей стороне оказалась не только я. Папа тоже. Хотя он – понятно. Маме было ужасно тяжело, но она приняла правильное решение. Как всегда. Но Владимир! Он меня просто потряс!
– Меня тоже. Я долго не мог его раскусить. Но потом понял.
– Понял, какое он вино? Ты же так людей воспринимаешь?
Он покосился, не смеется ли. Полина смотрела с нескрываемым интересом.
– Признаю, что мой подход ненаучный. Или даже – антинаучный. Но я так чувствую. Твоего брата, если честно, я идентифицировал, прости за терминологию, с трудом. Слабое и безвкусное вино мне неинтересно. А он казался именно таким – невыразительным и вялым. Вялое вино не имеет индивидуального вкуса.
– А потом?
– А потом я догадался, что он – рецина. Никогда не слышала?
Полина помотала головой.
– Это греческое смоляное вино. Реликтовое, между прочим. Те, кто пробует рецину впервые, относятся к ней скептически, но только до третьего глотка. А потом влюбляются окончательно и бесповоротно. Равнодушных не бывает! По старой традиции в вино добавляют чуть-чуть сосновой смолы. Рецина кажется странной и… неправильной. Но, распробовав, проникаешься к ней уважением.
Полина задумчиво кивнула:
– Похоже. А Анжела? Дай угадаю! Она – шампанское?
– Не знаю.
– Как такое может быть?