Дайю напрягается. Я тоже. Он проходит мимо. Садится позади и шепчет:
— Мы за вами наблюдаем.
Похоже, это их любимая фраза.
Я оборачиваюсь. Смотрю ему в глаза. Не знаю, что видит он, а я — пустоту: ни надежды, ни страха, ни злобы, ни доброты. Он расслаблен, одна рука лежит на спинке соседнего кресла. Яркое, серое ничто. Я спрашиваю:
— Зачем?
Он отвечает:
— Чтобы следить.
— Может, судить? — говорю я.
Он улыбается. Зубы у него отличные, белые и чистые — странный контраст с серыми губами. Улыбка даже кажется дружелюбной.
— Что будет, если меня помилуют? — спрашиваю я.
Он смотрит в окно:
— Так не бывает.
— Конечно. Вы защищаете реальность.
Теперь его глаза вспыхивают. Он смотрит на Дайю, потом снова на меня. Улыбка меркнет. Он шепчет:
— Вредители.
Значит, призраки нас ищут.
— Меня ждет смерть? — спрашиваю я. — Истребление?
Он смущается. Открывает рот, хочет что-то сказать, закрывает снова. Они угрожают, только если их много. В одиночку он такой же заблудший ребенок, как и мы. Но я все равно сжимаю рукоятку пистолета под футболкой. Не хочу неприятностей. Не знаю, смогу ли нажать на спусковой крючок дважды. Меня ждет дело. Миссия. А этот призрак, хоть и жалкий, стоит у меня на пути.
На следующей остановке в автобус входит второй призрак. Девушка на переднем сиденье тревожно ерзает, смотрит то на одну, то на другую тень.
— Шанс, — говорит Дайю, на этот раз не властно. Она утратила авторитет.