— Цыц, — прерываю я, взмахнув ладонью — все еще открытой. — Значит, она хотела большего. Не только чтобы мы не встречались, но чтобы я не рождался. Теперь она здесь, в другой реальности, может жить так, словно меня нет на свете.
— Это просто предположение, — говорит Иеремия.
— Ты сказал, я могу задавать вопросы. Ответь на этот. Я хочу вернуться. Как это сделать?
Они с Иезавель переглядываются, что-то висит в воздухе. Какой-то секрет. Иеремия собирается солгать. Хочет сказать мне неправду, ради меня. Или ради них. Он вновь встречается со мной взглядом и мастерски лжет:
— Ты не можешь.
— Да. Я ведь испорчен.
— У тебя остаются варианты. Лучше всего уехать, оборвать все связи, уйти туда, где никогда не был. — Он говорит искренне — правду, хотя и не всю. Хотел бы увидеть Шанхай? Мы можем отправить тебя туда на неделе. Будешь жить с нами, такими же отщепенцами.
— Если реальность меняется, — говорю я, намереваясь помешать его планам, — тогда как ты продолжаешь это делать?
Он улыбается. Вопрос хороший, но у него наготове хороший ответ.
Я разочарованно подаюсь назад и жду.
— Они не могут изменить всю реальность. Большинство вещей остается прежним. Ты когда-нибудь думал, почему под городом столько заброшенных туннелей?
— Я вообще не знал, что под Сиднеем они есть.
— Они есть под каждым городом. Когда им приходит конец, мы удерживаем их. Силой воли. Правим подземкой. Люди включают в картину реальности неизвестное и помогают нам существовать.
— Мне нашептали, — говорю я, — что есть способ все исправить. Вернуться домой.
— Ты веришь всему, что тебе скажут? — спрашивает он.
— Нет, — без обиняков отвечаю я. — Забудь.
— Ты умный парень. Куда бы ты ни пошел, мы проследим, чтобы ты туда добрался. Ты заслуживаешь шанса. Я дам тебе письмо. Оно поможет.
— Письмо... вроде рекомендательного?
— Лучше жить с нами, чем с ними, — замечает Иезавель, удивив меня. Я почти забыл, что она может говорить, меня выбивает из колеи ее мелодичный голос. Она кивает на дверь, сквозь которую меня привела: — Мы жалкая банда отчаявшихся, полубезумных людей, потерявших все. Отщепенцы приходят к нам в поисках общества, правды и надежды.
— Находят? — спрашиваю я, но не жду ответа. — Я здесь надежды не чувствую.