— У нас возникла большая проблема, Вероника Викторовна.
— Что случилось, Геннадий Иванович? — спросила я, стараясь сохранять спокойствие.
— Наша пациентка, некая Карина Георгиевна Мельникова, требует денежной компенсации за неудовлетворительный, по ее мнению, результат ринопластики.
— Вы считаете, у нее нет оснований для таких претензий?
Самохин пожал плечами:
— Да как вам сказать… Вопрос сложный, однозначного ответа я дать не могу.
Потом главный врач представил мне общую картину с рекламациями в адрес клиник и центров пластической хирургии. По словам Геннадия Ивановича, в последние годы пациенты, здоровью которых был причинен вред в ходе операций, или же утверждающие, что их внешность после работы хирургов не улучшилась, а порой и ухудшилась, начали подавать иски в суды. И последние часто стали выносить решения в их пользу. Конечно, для этого требуется соответствующая независимая экспертиза, подтверждающая претензии истца, юридический анализ договора об оказании услуг с однозначно прописанными критериями того, что будет сделано и что сделано не будет.
— Вы и по собственному опыту знаете, что у пациентов порой бывают явно завышенные ожидания, дурнушка мечтает превратиться в красавицу, дама бальзаковского возраста помолодеть лет на двадцать. Для демонстрации своих возможностей хирург использует программы компьютерного моделирования, но они несовершенны, и не всегда модель на экране до операции соответствует послеоперационной реальности, — с сожалением сказал Самохин. И продолжил: — Экспертиза стоит дорого, оплата адвоката тоже обходится недешево, но для Мельниковой финансовая сторона дела не имеет значения, ее отец — крупный промышленник, член совета директоров горнорудной компании. Мне кажется, она не столько хочет получить компенсацию, сколько публично привлечь нашу клинику к ответственности за недобросовестность.
— А кто проводил операцию? — поинтересовалась я.
Самохин нахмурился и сказал, усмехнувшись:
— Коньков, Вероника Викторовна, и в этом-то все и дело. Он пообещал Мельниковой, что ее длинный и крючковатый нос превратится в подобие носа Венеры Милосской, а на последующие жалобы грубо ответил, что пациентка должна быть бесконечно счастлива тем, что получилось. Форма и размер действительно изменились, но результат далек от идеального.
Пожилого Николая Николаевича Конькова в клинике недолюбливали. Хороший специалист, он в общении как с пациентами, так и с коллегами бывал груб, надменен и самонадеян.
— А что говорит наш юрист? — продолжила я спрашивать, желая собрать максимум информации для принятия решения.
Самохин вздохнул и ответил:
— В подписанном Мельниковой договоре есть пункт, констатирующий возможное несовпадение результата с ожиданием. Но экспертное заключение утверждает, что представленная предварительно пациентке компьютерная модель ее лица в форме распечатки на цветном принтере с новым носом очень далека от результата. Адвокат Мельниковой трактует данный вывод как заведомое и сознательное введение его клиентки в заблуждение доктором Коньковым.
— А не проще ли выплатить ей деньги и закрыть эту тему? — предложила я.
— Но Мельникова в этом случае с большой вероятностью начнет в соцсетях обвинять клинику в добровольном признании своей вины, чем нанесет ущерб репутации «Афродиты», — возразил Самохин, — она ведь просто хочет нам отомстить.
Я задумалась, пытаясь поставить себя на место пострадавшей Карины Георгиевны. И, кажется, поняла, что нужно делать.
— Геннадий Иванович, Мельниковой нужны не компенсация, не нанесение ущерба клинике и даже не извинения Конькова и признание им своей вины. Ей нужен красивый нос или, по крайней мере, нос лучшей формы, чем сейчас.
— Конечно, — кивнул Самохин, — с этим не поспоришь.