Изумрудная скрижаль

22
18
20
22
24
26
28
30

А тот как будто испарился. Максимов мчался быстро, но, завернув за угол, обнаружил, что коридор пуст. Либо бес обладал сверхъестественным проворством, что неудивительно для его нечеловеческой природы, либо скрылся в какой-то потайной лазейке.

Максимов остановился, раздумывая, вернуться или двинуться дальше, и тут заметил под ногами еще одну бумажку, такую же, как первая. На ней был изображен следующий фрагмент коридора, и опять стрелочка указывала направление. Человек в балахоне не показывался, но Максимов был уже достаточно раззадорен и продолжил путь без понуканий. Только шлафрок запахнул.

Стало холоднее и светлее. Он мысленно поблагодарил того, кто додумался открыть в коридоре два окна (не знал, что это накануне сделала Анита). Под одним из окон обнаружился третий листок с новыми указаниями, а шагов через тридцать – четвертый. Так Максимов и шел по подсказкам, захваченный этой дивовидной игрой и словно бы очутившийся в детстве, когда вот так же играл с дворовыми детьми в поиски сокровищ.

Лабиринт как бы засасывал его, уводил все дальше и дальше. Уже и не найти было дорогу назад, но сейчас она интересовала Максимова меньше всего. Важно было узнать, что же там впереди и какой приз ждет в финале.

Шел, шел и уперся в дверь. Низенькую, обитую железом. Листка перед ней не было, зато возле фигурной ручки в виде львиной головы был нарисован крест. Максимов без раздумий отворил дверь и очутился в крохотной конурке без окон и с низким потолком, который почти касался темени. Подумал сперва, что это чуланчик для какой-нибудь рухляди, но, приглядевшись, увидел такое, от чего стало нехорошо.

В конурке была печурка с открытой топкой. В ней полыхал огонь, он и давал свет, позволявший рассмотреть интерьер. А интерьер был чудной. По стенкам висели отрезанные бычьи хвосты, с ними плети, сделанные из воловьих жил, и прочие орудия для избиения. Тут же красовались железные когти для сдирания кожи, воронки, через которые мастера инквизиции заливали в глотки жертвам расплавленный свинец. Клещи, колодки, «груши страданий»… О, это был не просто чуланчик, а всамделишная камера пыток, использовавшаяся по назначению, наверное, в эпоху Влада Цепеша!

В углу камеры стоял стул с ремнями на ножках и подлокотниках – для фиксации рук и ног, а возле него на металлической подставке курились желтоватым дымом мелко нарубленные листья неведомого растения. Они распространяли удушливый запах, от которого сразу закружилась голова.

Максимов хотел выйти, повернулся к двери, но она захлопнулась, и в замочной скважине со скрежетом повернулся ключ. Западня!

Максимов забарабанил в дверь кулаками, выдав попутно целый каскад самых заковыристых проклятий, какие только знал. Эффекта это не принесло. А скоро и тело его стало обмякать под действием дурмана. Максимов сделал шаг к дымящимся листьям, хотел разметать и затоптать их, но вместо этого рухнул на пол. Его сковал столбняк, руки-ноги не повиновались, да и голова вот-вот должна была отказать. Ее заполнил едкий туман.

Снова повернулся ключ, в камеру вошел человек в черном балахоне. Он приподнял лежавшего на полу, без усилий пересадил его на стул. Руки у человека были небольшие, но очень сильные. Максимов видел все это сквозь пелену, сопротивляться не мог. Не мог даже возразить, язык отнялся вместе с прочими органами. Ведьмак в черном примотал лодыжки пленника к ножкам стула, а предплечья привязал ремнями к подлокотникам. Максимов был уверен, что засим последует какая-нибудь изощренная пытка в духе иезуитских палачей. Порадовался еще, что сознание практически покинуло его – легче будет перенести муку.

Последнее, что он почувствовал, – острую боль в локтевом сгибе. Ему закатали рукав шлафрока, резанули чем-то холодным по коже, полилась кровь.

Больше он не чувствовал ничего.

Глава шестая. Запах серы

Визит к «синему старику». – Библиотека графа Ингераса. – Пророчество об огненной геенне. – Алекс исчез! – Связанный по рукам и ногам. – Попытка договориться, заранее обреченная на неудачу. – Мимолетное виденье. – Схватка. – Бокал французского бордо. – Анита поощряет вредные привычки. – Трубка с опиумом. – За решеткой. – Еще одна попытка договориться, такая же безуспешная, как и в первый раз. – Честное слово дворянина. – В темном коридоре. – Живой факел. – Черт с рогами. – Механизм самосохранения.

Анита в то утро отправилась в гости к «синему старику». Не сказать, чтобы предстоящее свидание доставляло ей удовольствие, но не шли из головы вчерашние слова О’Рейли о предсказании относительно дальнейшей судьбы замка. Пожилой ирландец, несмотря на свой нестандартный вид, не походил на помешанного. Анита была убеждена, что он знает больше, чем говорит. Подмеченная Вероникой симпатия, которую он начал с недавних пор испытывать к смуглой испанке, должна была сыграть на руку. Возможно, удастся разговорить его и выведать кое-какие тайны графа Ингераса, которые тот еще не раскрыл своим постояльцам из великой соседней державы. А в том, что такие нераскрытые тайны есть, Анита не сомневалась.

Нежданный визит взбудоражил О’Рейли. Анита еще ни разу не приходила к нему, и, судя по выражению его лица, он напряженно гадал, чем же вызвана такал честь. Она не стала долго томить, сразу перешла к делу.

– Предсказание? – переспросил он. – Да, конечно… Я расскажу.

С месяц назад он попросил у графа позволения покопаться в его библиотеке. Граф указал на одну из полок своего книжного шкапа, сказал, что здесь имеются любопытные фолианты, способные развеять любой сплин. Предупредил лишь, что к ним не следует относиться с излишней серьезностью.

В руки ирландца попали ветхие, написанные века тому назад книги, повествующие об истории Валахии. Большинство было написано на латыни, которой О’Рейли владел, так как у себя в Ирландии всерьез занимался филологией и лингвистикой. Книги, писанные в основном суеверными монахами, содержали в себе гремучую смесь исторических фактов и несуразных выдумок, основанных на народных преданиях. Мифы о «черном воеводе» Раду Негру и о мастере Маноле, замуровавшем в стену свою жену, чтобы построить лучший в мире собор, соседствовали со скрупулезными описаниями битвы при Посаде и восстания молдавского господаря Богдана. О’Рейли читал все подряд, безошибочно, как и подобает человеку образованному, отделяя правду от вымысла, однако самая старая книга, датированная четырнадцатым веком, и самая, казалось бы, фантастичная привела его в смятение.

– Что же это за книга? – поинтересовалась Анита.