– Но у меня же нет ничего, – Манька так и застыла с вытянутым лицом. Об этом она не подумала.
– А должно быть! – назидательно произнес Дьявол, поднимая вверх указательный палец.
– А где мы его возьмем-то посреди леса? – осознала она свою немощь перед оборотнями.
– Это в лесу-то где возьмем? – Дьявол изумленно приподнял бровь. – А стрелы, чем тебе не оружие? Была бы чуть любопытнее, знала бы, что умный человек и женским веером может с десяток врагов положить.
– Так ведь стрелой оборотня не убьешь.
– Вот поэтому мы будем делать их из неугасимого полена! – ответил Дьявол. – Нарежем древки и вымочим в живой воде. А пока они вымачиваются, займемся вторым крылом избы. И баню заодно проверим на наличие нечисти.
И мудрость Дьявола, наконец, дошла до Манькиного осознания. Рот ее сам собой растянулся в широченной улыбке. Она забыла про боль, которая не проходила сразу – даже воде нужно было время, чтобы залечить рану, забыла про усталость, не физическую – духовную, которая не лечилась живой водой вовсе, и не было вампира, который мог бы огорчить ее в эту минуту, ибо мудростью Дьявола были отодвинуты не только оборотни, но и вампиры. Ей не надо было тыкать им в лицо веткой, как она себе представляла, и вампира можно достать стрелой, не подпуская к себе. И камень на сердце, который давил ее с тех пор, как она узнала об вампирах и оборотнях, упал с души.
Манька уже не шла, она летела к зарослям неугасимого дерева, которые во множестве поднялись из земли. Крепких прутьев могли нарезать столько, что хватит на целую армию.
До самой ночи и до обеда следующего дня срезали прутья, снимали с них кору, выравнивали и заостряли, вырезая желобки и вставляя в расщеп древесное опахало из тонкого среза, закрепляя нитью. Срезали все прутья, которые годились на стрелы. Дьявол работал так умело, будто всю жизнь только тем и занимался, что изготавливал стрелы. И Манька научилась быстро. Охапки стрел опускали в озерцо с живой водой, обернув мешковиной, и вскоре для нее в озере не осталось места. Водоем пришлось расширить и углубить, но колодец здорово подрос за это время, вода переливалась через край уже не тоненькой струйкой, а добрым ручьем.
Наконец, Дьявол присмотрелся к толстому суку, срезал его, и, очистив от коры, примерил его к Манькиному телу, еще чуть срезал и довольно крякнул. Срезал еще длинных прутьев, провел по ним рукой, и они распушились на нити, а после очищенный ровный сук повесил сушиться на солнце.
– Ну, Маня, будем надеяться, что твоя обороноспособность выдержит напор врага, пока земля не наберет силу, – в некотором сомнении, решил он, еще раз пересчитав вязанки с древками. Их было больше тридцати, и в каждой по двести стрел.
Манька только сейчас заметила, что не она и Дьявол готовятся к битве. На берегу, под наскоро сколоченным навесом вялилась и коптилась рыба. Водяной со знанием дела осматривал полуфабрикат, где-то натирая солью, где-то разгоняя дым. Одна изба заканчивала собирать пшеницу, неизвестно как успевшую вызреть за короткую вегетацию, вторая собирала листья, грибы и урожай с огорода: капусту, огурцы, помидоры, морковь и свеклу…
И только сейчас Манька поняла, как избам удается выполнять всю мелкую работу. Они не делали ее сами, для этого был самоделкин инструмент, ученые пчелы и гигантские муравьи неизвестного вида. И катались по поляне ежи и скакали белки, а избы, как истинные капитаны, отдавали приказы, кому что делать. По опушке бегали самоходные бадьи, и возвращались к избам то с ягодой, то с грибами, то опять с молоком, если какая лосиха или козочка приблудилась к лугу, а блудились они по очереди, пристраиваясь к доильному инструменту, птицы летели на чердак, чтобы снести яйцо…
– А ты думала ты одна в избах живешь? – усмехнулся Дьявол. – Скорее, это изба – венец творения! Если бы ты призадумалась, то поняла бы, что изба – это сознание вот этой земли, и одновременно душа неугасимого дерева, – Дьявол обвел поляну рукой. – Все что земля делает, она делает для избы. Ты нечисть убрала, и нечисть избы с толку не сбивает. Поняли, что мы к битве готовимся – и прокатился по земле клич, и каждая тварь спешит на помощь. Грамотно надо с избами обращаться. Обидится изба, на земле тебе места не будет. Именно так, Манька, именно так, изба, может, курица, но курица высокого полета.
– Да как-то… язык уже не поворачивается ее назвать курицей… – обалдевшая Манька с радостью в сердце наблюдала за работниками, снующими туда-сюда.
– Вот погоди, почистим левое крыло, и баньку почистим, придут сюда лесные, и расцветет земля так, словами не опишешь! – мечтательно произнес Дьявол, а потом вернул ее на землю: – С которой начнем, а то не успеем и пропадешь, не успев полюбоваться на дело рук своих. Богу Нечисти не больно нужна красота такая, но избы не человек, за избы радуюсь. Хоть маленько успели понять, как в землю должны врастать, – и гордо добавил: – Их уже не заставишь угождать нечисти, а, следовательно, они, Маня, теперь всей нечисти нечисть!
– Со старшей и начнем, вон она поле уже закончила жать…
Дьявол свистнул избу, и изба, ссыпав последние зерна откуда-то из своего нутра на просушку на расстеленное полотно, в четыре шага отказалась у колодца, присела, удобно устраиваясь. Манька заглянула под избу, пытаясь понять, куда она девает свои длинные ноги, но ничего не увидела. Ноги ничем себя не выдавали. И даже не скажешь, что были какие-то ноги, изба как изба.
– И где они?! – удивилась она.
– В землю вросли, – ответил Дьявол, заглянув, как Манька, под избу. – Это ж корни у нее, не совсем ноги.