– Ой, что это? – испугалась она.
– Крест крестов – оправа для монеты, – Дьявол показывал, как их соединить вместе. Золото вошло в крест крестов и будто срослось с ним. Буква А на монете точно легла в букву в оправе.
– Кресты и золото – слава Дьяволу, а не человеку, а ты с ними, как с атрибутами начинаешь обращаться, – он похлопал монету на ее груди и засунул ее за рубаху.
Манька оттопырила рубаху и погладила теплый медальон, который снова стал почти невесомым, рассматривая его.
– Знаешь, я когда-нибудь, может быть, выкуплю у тебя свою землю, – решила она. – Ведь она все равно отойдет к тебе? Или нет?
– Как я могу продать тебе твою же землю? – изумился Дьявол. – Она и так твоя! Ты на ней не можешь жить, потому что сосед собрал своих домочадцев, прошелся по ней, и расселил в ней всех, кого хотел видеть соседями. Он элементарно передвинул межу. И только ты ему не угодна, и все его близкие гонят тебя с земли. Но ведь их землей она не стала, все они чужеземцы. Но ты можешь купить мою адвокатскую контору, и я посмотрю, что можно сделать, если ты отдашь это золото мне.
Маньке показалось, что Дьявол уж как-то слишком подозрительно выпрашивает у нее золотую монету. То в банк ее предлагает положить, а зачем Богу банк? Или Бог, у которого все, или банкир, у которого вложения. То предлагает позариться на пустыню вампира, как на луну, непонятно где и для чего, то свою землю сделать пустыней. Теперь вот адвокатом решил стать. А с кем судиться и перед кем, если сам Дьявол будет не Судьей, а адвокатом? И не судиться она идет, а войной, выкуривать непрошенных гостей. Но носить на себе такую штуку было опасно. Манька вспомнила, как легко потеряла живую воду, когда попала к разбойникам, и каким бессовестным и хитрым может быть Дьявол, когда нечисть близко. А сейчас эта нечисть была ближе некуда! И как-то странно досталась ей эта монета…
Если Дьявол купил душу у вампира, почему вампир не держал ее у себя? Получалось, что она как бы обворовала вампира? А как за копейку мог водяной купить человека в раба, а потом перепродать вампиру, чтобы тот заставил человека отработать и снова продал? Это что же, получалось, сознание продавалось и покупалось и она – собственность Дьявола? Может ей тогда Дьявола купить?
Манька с любопытством взглянула на Дьявола, который думать ей не мешал.
Ну да, и скажет потом: «Да, Маня, я твой раб, распоряжайся мною!» – ради смеха! И что, догадалась бы она послать его под землю, поторопить подрасти неугасимое дерево? Или те же стрелы подковать серебром? Или организовать охрану? Господин головой должен думать, а где у нее голова? «А я-то, я-то тоже раба! – покраснела Манька. – Если не хуже – ослик! За меня деньгами заплачено!» И что ждать, что Дьявол после этого будет считать ее человеком? Разве что спасибо сказать, что добрым оказался Господином и не торопится забрать туда, где у него ослики поджариваются…
Все у нечисти как-то шиворот-навыворот.
Манька сжала медальон и сковырнула золотую монету. Монета легко упала в ее руку и снова стала тяжелой.
– Я себя выкупаю! – она протянула монету Дьяволу. – Пусть я умру не сегодня-завтра, но умру свободной от всяких обязательств перед вампиром. И пусть будет, будто ты меня не покупал… Ты сказал, что проклятые даже суду не подлежат, вампир их господин, а они его ослики. Я не ослик – я человек.
– Ни на минуту не усомнился в тебе, – ответил Дьявол, зажимая монету в ее пальцах. – Только человек мог бы достать это золото – и оно принадлежит тебе. Оно уже лежит в банке. А вид ее – ее стоимость, написанная на моей долговой расписке. Потратить ее никогда не поздно. Она тебе еще пригодится.
– А почему вампир ее не у себя держит? – спросила Манька с любопытством.
– Вампир взял ее у меня в долг под залог своей земли и выкупил и тебя и твою землю.
– Какое он вообще имел право, если мы ничем друг другу не обязаны? – возмутилась она.
– Как не продавалась, если вампир может входить только по приглашению? Но он не забрал тебя и твою землю с собой, а бросил монету и пошел своей дорогой. А на долг железный процент побежал. Согласись, ты бросилась бы в его объятия, если бы он поманил тебя за собой.
Манька промолчала. Бегала, искала, собирала – чего греха таить. И равняла суженых по вампиру – и удивлялась, когда начинали пить кровь. Мучалась, понимая, что где-то есть такой, который кровь пить не стал бы, а украсил бы и отвел ей лучшее место рядом с собою. А вампир и украшал – только не ее. И поднимал, и миловал, и кровь пил у каждого, чтобы эту тварь насытить.
Была бы она на ее месте, пожалуй, простила бы кровопролития. Она и прощала, понимая, что где-то там плачут перед ним люди. Слава Богу, что не могла она быть на месте Благодетельницы. Забирая с собой душу, вампир не зажил бы до ее смерти жизнью вампира. Пролил бы он кровь, а она пожалела и свою отдала, он снова пролил, а она опять пожалела, разбазаривая добро вампира. Зачем ему такая обуза, которая зудела бы каждый день: «Пожалей, пожалей, пожалей!»
ebooksa