Они ушли.
Без Дьявола стрелы так красиво врага не разили. Манька кряхтела, пыхтела, тужилась и пыталась осмыслить, почему иной раз одно выходит, а другой противоположно, но все же через одну – три стрелы долетали до нужного места. Не так красиво, конечно. Видимо, Дьявол каким-то образом подправлял ее мысль и руки, будто придерживал палец на излучине лука. Читать мысли он умел, возможно, умел и подправить. И оставил ее не просто так, скорее всего, решил посмеяться или проверить, справится она без него или нет.
Манька смерила взглядом дыру, в который спустились по чердачной лестнице оба ее боевых товарища. Копоть и сажа, залетевшая с дымом, еще летала по чердаку и оседала на полу, покрыв его черным слоем, но воздух очистился полностью, дышалось легко, и пулевые ранения уже не напоминали о себе. Повезло ей, без Дьявола и живой воды она уже была бы покойником. Даже не верилось, что она выжила. И вообще не верилось, что больше половины оборотней уже нет, а остальные зализывают раны.
«Ну что ж, если с ним получилось, то и без него смогу, – подумала она, прикладывая новую стрелу к луку. – Вот так бы шутя Благодетельницу подстрелить!» – помечтала она, выдохнув через надутые губы.
На сорок пятой выпущенной стреле почувствовала себя уверенней – теперь почти каждая стрела достигала цели. По земле стелился черный дым, пожар быстро охватил обширную территорию, оборотни уже не выли, а метались среди огня, обнаружив, что самострельное оружие иной раз стреляет не хуже изготовленного в производственных условиях. В стане врага началась паника, а Манька вдруг успокоилась, стреляя методично и метко, не чувствуя ни угрызений совести, ни злобы, ни азарта, как на тренировках, когда она училась держать дыхание во время бега.
Не оборотни – где-то там за горами, душа-вампир и Бог ее земли стояли перед нею, и море крови не остановило бы ее в этот миг, как Бога, который бился с другим Богом за свою землю, за свою память, за свою жизнь.
Оборотни валились один за другим, открывая беспорядочную пальбу, собирая по дороге то, что осталось из вещей, оружие и палатки. Все же спаслось их много, и многие выходили из леса обгоревшие, израненные, и каждый убитый ею оборотень увеличивал ее шансы выжить в этой неравной битве не на жизнь, а на смерть…
Трапезу изба приготовила отменейшую. На сей раз, наставлениями Борзеевича, изба приоткрыла для себя завесу кулинарного искусства, познав, что не только пироги да шаньги, щи да каша могут стать украшением стола. Собрав на поднос угощения, дьявол и Борзеевич поднялись на чердак, радуясь ее успехам и между меткими выстрелами пытаясь накормить.
– Если реку не обидеть, жить можно припеваючи, – произнес Борзеевич, засовывая ей в рот канопе с икрой и зеленью, Дьявол в это время подавал стрелу.
– Не мечи так, прожуй сначала, проглоти, а после стреляй. Куда они от нас денутся? Мы их так завели, что им теперь, Маня, не жить с тобой на белом свете, – привычно добавлял Дьявол, заворачивая в листья салата рогаликом копченого лосося, добавляя сыра и дольку свежего огурчика.
– Маня, я никогда не надеялся, что кто-то найдет во мне ценные качества, – признавался Борзеевич. – Абы как обо мне лукаво мудрствуют. Пришел человек в мир гол как сокол, пожил на удачу, и канул в лету… все суета сует! – рассуждал старик Борзеевич, отправляя в Манькин рот порцию желе, в котором, как насекомое в янтаре, застыли изваяния печеной картошки и гриба, с прожилками сметаны. – А мудрый там ищет, где другие спотыкаются, а народ, коллективно спотыкнувшийся, понять не может, чем он мудрый тот мудрее, если народ в одну сторону, а мудрый в другую. Вроде и не мудрый был, а пройдет один век, другой, и мудрым стал… Просто, куда ни повернись, на мудреца наскочишь, а мудростью по сей день не пахнет. Сколько на свете живу, а кто-то разве разглядел мой горошек? Если бы не Дьявол, то тебе, Маня, не разгляделось бы!
– Не давай воли глазам, работай умом, – строго советовал Дьявол, поднося еще одну стрелу.
– Нет, ну куда он прет?! – возмущался Борзеевич, когда очередной оборотень бежал к реке.
Это и правда было глупо. Многие кидались в нее, спасаясь от огня, но немногие выжили. Водяные утаскивали их на дно. Тонули оборотни по-человечески, всплывая уже покойниками и прибиваясь к берегу, который был ими усыпан.
– Я, Маня, существо бесплотное, но мысли у меня, как овечки на пастбище… Я их пасу, холю, лелею… – философствовал Дьявол. – А как, думаешь, сужу я людей и нечисть? Пришли они ко мне, встали передо мной – а мне только и остается, что отделить пестрых от черных с белыми. И никакая овца мимо не проскочит. А уж коли не пасут овец, зверей холят, думают, не смогу уловить, так ведь мне только то и надо, чтобы за каждую овцу к ответу призвать. А неработи и овец не пасут, и зверей не привечают… Ты вот как думаешь, Борзеич, мала у меня земля или велика?
– Дьявольскую землю ногами не измеришь! – запихивая в Манькин рот брусничный пирог и поднося чайный напиток к губам, совершенно серьезно отвечал старик Борзеевич, – А махонькая мена у нее!
Манька от угощения не отказывалась, у нее самой руки были заняты. Наконец, она насытилась и отмахнулась.
– Я понять хочу, – спросила она старика, – как ты так ровненько, оборотень к оборотню уложил? Что же они, дураки совсем, чтобы самим друг на друга укладываться?
– А я им раз горошину, они ее хвать, а она им: «Лежать надо, пока война да дело, за что воевать должен? А ты как герой встанешь, когда другие полягут, и будет тебе почет и уважение! Вон сколько мудрых лежат! Что же ты отдуваешься за них?!» – вот они и лежали.
Манька в уме повредилась.
ebooksa