– А какая тогда тебе выгода от таких людей? – окончательно запуталась Манька. – Почему любишь их, называя помазанниками?
– Большая, нам, Богам, есть что делить! – Дьявол усмехнулся. – Здесь я их радую, а после смерти – они меня. Маня, это тайные знания нечисти, человеческий ум не способен их уложить в сознании без подготовки.
Манька закончила завтракать, Дьявол достал из кармашка рюкзака ножницы и несколькими взмахами руки остриг ей волосы, оставляя коротенький ежик. Манька посмотрелась в зеркальце и согласилась, что так лучше. Голове было непривычно голо и легко. Она собрала обрезки, сложила в костер: негоже оставлять после себя мусор. Дьявол в это время неторопливо собирал котомку, засовывая внутрь соль, мыло, каравай и бутыль, заново наполненную водой до горлышка.
Неторопливо двинулись вниз по холму, удаляясь от деревни.
– Молитвослов, может, возьмем, а то я смотрю, не хватает тебе груза? Сядешь, почитаешь, глядишь – побежит котомка впереди тебя, – подразнил Дьявол, заметив завистливый взгляд, брошенный в сторону церкви.
Знал бы он, что именно так она думала, когда согнулась под тяжестью своей ноши. И о человеке она думала, и о Святом Отце, и о том, что сказал Дьявол. Ну да, ей не повезло, но ведь другие не так живут. Разве мало богатых, счастливых? Разве не в любви жили люди? И каждый имел кров, друзей и пищу. Кто из людей скажет себе: «Завтра мне будет плохо с этим человеком, и откажусь от него»? «Вот завтра и расстанемся» – скажет он, и никому в голову не придет соблазниться угрожающим Дьяволом, который несет какой-то бред. Ей хотелось того же, а то с чего бы идти к Благодетельнице?
Манька шагала за Дьяволом, морщась от боли. Железо уже въедалось в мясо, боль становилась нестерпимой, но дорога под гору оказалась легче. Прошел час, и километров пять остались позади. Со стороны реки с темно-зеленой мутной гладью порывы ветра приносили освежающую прохладу, в глубоком голубом небе, подернутых рябью перистых облаков, заливисто насвистывали жаворонки, и надсадно стрекотали в траве кузнечики. До подножия холма осталось не больше двух километров, а она так и не помолилась – и Манька, превозмогая боль, предвкушая маленькую победу, радовалась солнцу, теплу и зелени.
Обычно в это время года на материк с моря-океана обрушивались шквальные ветры, но только не этой весной. С самого начала, как только сошел снег, погода установилась необычно теплая, солнечная. Даже не верилось, что еще три недели назад кругом лежали сугробы. Согреваясь долгой зимой у случайного очага, она часто с тоской вспоминала лето, а лето, с запахом черемухи и сирени, наступило внезапно, и впереди у нее были три теплых месяца. И если из крапивы можно варить такую вкусную кашу, не пропадет.
И вдруг Манька услышала громкий хрип, похожий на призыв о помощи…
Она замерла и насторожилась, стараясь определить источник звука, с испугом озираясь по сторонам. Без сомнения, стоны шли со стороны лесополосы, которая располагалась за небольшим полем, засеянном озимыми.
Тем больше был ее испуг, она стояла на дороге – открытое со всех сторон место.
Крепко сжимая в руке посох, обошла полюшку по краю, не решаясь сунуться на поле. В тени на дернине утренний заморозок еще не отошел, а в глине могла увязнуть. Прислушиваясь, осторожно приблизилась к источнику звука.
Хрипы и стоны почти прекратились.
– Не двигайся! – внезапно приказал Дьявол, хватая ее за котомку.
От его резкого окрика Манька испугалась еще больше: вздрогнула и обернулась:
– Ты чего? – хотела спросить, но осеклась.
Глаза Дьявола, обычно глубокие и черные, как сама Бездна, мерцали призрачным голубым свечением. Он предостерегающе поднял палец, а потом, зажимая ей рот, медленно развернул.
Тело сковало холодом, вдоль позвоночника пробежали мурашки и выступил холодный пот. Там, где начиналась пашня, лежала девочка, лет двенадцати, едва прикрытая платьем, пропитавшемся кровью. Их разделял только куст разросшегося шиповника.
Манька никогда не видела, как бьются в конвульсии, но, наверное, это было оно: тело девочки вдруг начало сотрясаться, глаза то закатывались, то оживали, а когда она силилась что-то сказать, изо рта текли пенистые кровавые струйки.
Заметив ее, девочка обратила на нее взгляд, наполненный мольбы.