Никаких изменений за время владения Е.А. Корневой домом № 25 по Троицкой улице не произошло. О чем свидетельствуют акты осмотра ее имущества архитекторами Санкт-Петербургского городского кредитного общества за 1900-е гг., размеренную жизнь дома лишь однажды нарушило серьезное происшествие: 30 июня 1901 г. в доме произошел крупный пожар, убыток от которого составил внушительную сумму в 6000 руб.[1010]
18 августа 1910 г. по духовному завещанию Е.А. Корневой, составленному еще 28 сентября 1906 г., имущество перешло к ее наследникам с условием, что в течение пяти лет «оно не может быть ни продано, ни заложено». Свой последний покой Екатерина Александровна нашла на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры, где похоронена с мужем[1011].
Среди наследников Е.А. Корневой названы члены ее семьи: личный почетный гражданин Николай, студент Императорской Военно-медицинской академии Борис, студент Императорского новороссийского университета Валерий, окончивший Университет Григорий, дочери Санкт-Петербургского купца Анна и Александра Гавриловны Корневы, жена личного почетного гражданина Мария Гавриловна Мейер и жена подполковника Екатерина Гавриловна Бендер[1012]. Для начала ХХ в. характерно, что купеческие дети получают высшее образование и выбиваются из купеческого сословия.
В 1907 г. в доме № 25 проживал статский советник, гражданский инженер Константин Иванович Тихомиров (1848–1913). Будучи сотрудником Техническо-строительного комитета Министерства внутренних дел, преподавал в Школе десятников по строительному делу, а также Институте гражданских инженеров путей сообщения, состоял членом совета Общества гражданских инженеров и сотрудником Товарищества «Лукашевич и Ко», занимался строительством дач в Озерках. На его счету также перестройка здания гимназии Императорского человеколюбивого общества, наб. Крюкова канала, 15, и доходный дом на Николаевской ул., 35 (ныне ул. Марата)[1013].
В описи имущества совладельцев, Бендер, Мейери Корневых, за 1911 г. указывается: «…Бо́льшая часть лицевого дома имеет центральное отопление», что было тогда новшеством Петербурга, однако в надворных флигелях отопление оставалось печным. И еще один любопытный факт: в отзыве архитектора Д. Шагина за тот же год отмечено, что «в следствии застройки соседа (д. 27) по правой границе — пострадало освещение комнат, выходящих на световые дворы»[1014].
В «Ведомости о доходах с дома» за 1911 г. названы жильцы барских 11-, 9- и 8-комнатных квартир: уже упомянутая ранее баронесса Д.В. Фредерикс, домовладелицы М.Г. Мейер и А.Г. Корнева, купцы П.К. Бениг, И.И. Рубахин и В.Ф. Дерюжинский. Во втором дворе дома был устроен коровник (!)[1015].
По числу проживавших в предреволюционные годы дом № 25 уступал лишь Толстовскому дому и дому Санкт-Петербургского Купеческого общества, по данным адресной книги «Весь Петроград» за 1917 г., нами выявлены более 60 его жильцов.
В доме по-прежнему проживали совладельцы дома Корневы-Бендеры (Екатерина Гавриловна (урожд. Корнева) и ее муж полковник М.О. Бендер, купеческие дочери Александра и Анна Гавриловны и сыновья покойного Г.Г. Корнева — Василий и Григорий Гавриловичи, уездный мировой судья коллежский секретарь, служивший в Комитете Е.И.В. великой княгини Татьяны Николаевны[1016].
Примерно одну треть всех проживающих в доме в канун революционных потрясений составляли чиновники: действительные статские советники И.М. Иванов и С.Д. Кашинский, проживала баронесса Е.К. фон-дер Остен Сакен, статский советник А.А. Руссов, чиновник особых поручений при Министерстве торговли и промышленности, потомственный дворянин Е.И. Шадрин и дворянин П.В. Яновский, сотрудник Департамента общих дел в Министерстве внутренних дел[1017].
Купеческое сословие, помимо детей Гаврилы Григорьевича Корнева, составляли уже неоднократно упомянутые старожилы дома купчиха Е.П. Окутина и почетный гражданин А.А. Рукавишников[1018]
По данным адресной книги «Весь Петроград» за 1917 г., здесь жили массажистка А.Ф. Марасова, парикмахеры С.А. Плям и А.И. Плявю, размещалась мастерская корсетов «Эмилия», шили портнихи Е.А. Прилуцкая-Кутнева и А.Г. Васильева, модный мастер Ф.С. Тиханов, а также работал чулочный магазин И.А. Крылова[1019].
Кроме того, в доме размещались магазины — фруктовый В.М. Иванова, парикмахерских принадлежностей Т.А. Крещина, осветительных приборов М.Г. Сущова; «Первое Петроградское Ледовничество» и магазин торговавший льдом К.А. Кренцина; бюро электротехнических сооружений А.К. Румянцева[1020].
По прошествии пяти лет, установленных прежней домовладелицей, ее наследники решили продать дом, о чем свидетельствуют их обращение в Правление Санкт-Петербургского городского кредитного общества и ответ последнего от 30 июля 1917 г.: «…что препятствий для оформления купчей крепости на дом нет»[1021], но через три месяца грянула Октябрьская революция и через год в 1918 г. Корневы, владевшие этим имуществом более 20 лет, в одночасье его лишились…
На смену старым обитателям дома пришли новые. По адресным книгам «Весь Ленинград» на 1925–1930-е гг. мы установили имена некоторых из них: инженера С.С. Вивьена, брата актера и режиссера Академического театра драмы им. А.С. Пушкина; вузовского преподавателя О.О. Витте; литератора М.Е. Волохова; врача Т.Н. Гольдберга; сапожника В.И. Грязнова; бухгалтера И.В. Илларионова; актрисы Е.К. Книппер; врача Б.Г. Корнеева; портного Т.В. Кулакова и бухгалтера И.Н. Николаева[1022].
С этим домом связаны многие годы жизни художника П.Д. Бучкина. Петр Дмитриевич был заметной фигурой в художественной жизни дореволюционного Петербурга. Живописец и график участвовал в выставках «Товарищества художников» и «Товарищества независимых». Как вспоминает его сын: «…В 1914 году отец был принят в общество им. Киунджи. Каждую неделю там устраивались концертные вечера, на одном из них Петр Дмитриевич познакомился с великим певцом Ф.И. Шаляпиным. Знакомство перешло в дружбу, и он много раз рисовал и писал Федора Ивановича, создал картину „Горький и Шаляпин“…
С начала Октябрьской революции отец служил на Балтийском флоте в дивизионе подводных лодок, но и тогда он не прекращал заниматься искусством. После демобилизации он стал работать во вновь созданном детском издательстве „Радуга“, с 1924 по 1930 год, заведуя художественно-техническим отделом, параллельно занимаясь иллюстрацией детский книжек. В то время в „Радуге“ работали поэты С. Маршак, К. Чуковский, В. Бианки; художники: В. Конашевич, К. Рудаков, М. Добужинский, В. Лебедев. Отец проиллюстрировал такие книги, как „Медведь“, „Кукушонок“, „Чей нос лучше“, „Дружок выручай“ и др.
Книги с его иллюстрациями в числе других экспонировались на Международной книжной выставке в 1922 году во Флоренции.
Отец был хорошим рисовальщиком, и как писал близкий друг нашей семьи художник А. Рылов: „Его бойкие штрихи безжалостно передают сходство. Особенно хороши его живые наброски человеческих фигур и даже целой толпы“. Дружба с Аркадием Александровичем у отца продолжалась всю жизнь»[1023].
В 1921–1928 гг. П.Д. Бучкин входил в так называемую «Общину художников», сумевшую организовать семь больших периодических выставок. В них участвовали более 200 художников, среди которых такие известные мастера, как О.Э. Брах, Г.С. Верейский, Н.Я. Данько, В.М. Конашевич, Е.С. Кругликова, Б.М. Кустодиев, Н.Е. Лансере, А.П. Остроумова-Лебедева, К.И. Рудаков, А.А. Рылов, Н.С. Самокин, А.Н. Самохвалов, М.С. Судковский, П.Н. Филонов, С.В. Чехонин, П.А. Шиллинговский, А.В. Щекатилова-Потоцкая и др. Наряду с этим, Общиной устраивались камерные групповые и персональные выставки в различных районах города. Вместе с другими членами Общества Бучкин участвовал в 1-й Государственной свободной выставке картин в Петрограде в 1919 г., VI выставке Ассоциации художников революционной России (Москва, 1924 г.), юбилейной выставке изобразительных искусств (Ленинград, 1927 г.)[1024].
Семья Бучкина всю блокаду провела в осажденном Ленинграде, как вспоминает его сын: «Пока были силы, мы ходили в подвалы Академии художеств в бомбоубежище. Даже встречали там Новый 1942 год. С нами в убежище ходил и И.Я. Билибин, отказавшийся от эвакуации, сказав, что „из осажденной крепости не бегут“. Он умер в конце февраля 1942 года.
ebooksa