Было уже около шести, и я не видел, что еще можно сделать. Получается, показания Сьюзен и больше ничего. Если бы она была рецидивистом с прошлым, мы могли бы извлечь из нее правду одним из нескольких способов, эффективных, но довольно скучных. В данном случае эта процедура казалась неразумной.
Я повернулся к профессору, собираясь сказать ему об этом, но он смотрел на карточки Хэтевея. Вернее, на одну из них, которую держал в руке. Знаете, часто говорят, что руки у людей дрожат от возбуждения, но видеть это приходится не часто. Но руки Родни тряслись, тряслись, как язычок старомодного будильника.
Он откашлялся.
— Позвольте мне задать ей вопрос. Позвольте мне…
Я посмотрел на него, потом снова сел.
— Давайте, — сказал я. Терять мне было нечего.
Он посмотрел на девушку и положил карточку на стол, пустой стороной вверх.
Потрясенно сказал:
— Мисс Мори?
Он как будто сознательно не назвал ее по имени.
Она смотрела на него. Мне показалось на мгновение, что она нервничает, но это тут же прошло, она по-прежнему была спокойна.
— Да, профессор?
Профессор сказал:
— Мисс Мори, вы улыбнулись, когда меховщик объяснил вам свое дело. Почему?
— Я уже говорила, профессор Родни. Хотела быть любезной.
— Но, может, было что-то странное в его словах Что-то забавное?
— Я просто старалась проявить любезность, — настаивала она.
— Может, вам показалась забавной его фамилия, мисс Мори?
— Вовсе нет, — равнодушно ответила она.
— Ну, что ж, до сих пор никто не упоминал его фамилию. Я сам ее не знал, пока не посмотрел карточку. — И вдруг с сильным чувством он воскликнул: — Как его фамилия, мисс Мори?