— О вашей альма-матер идет слава по всей Европе! — ухмыльнулся я. — Так значит, вы — пеликан?[17]
— К вашим услугам, — уклонился от прямого ответа Попел, не успевший толком закончить даже факультет свободных искусств.
Судя по всему, наше появление и болтовня с эскулапом все же привлекли внимание часовых и над военным лагерем поплыли звуки горна и барабанная дробь.
— Вот видишь? — обернулся я к Корнилию. — Служба несется вполне исправно!
— Ну-ну, — недоверчиво буркнул Михальский.
— Надеюсь, мы еще встретимся, пан Попел, и ради всего святого не обижайтесь на моих спутников, — снова обратился я к чеху, — а теперь нам пора.
— Непременно, герр Иоганн, — довольно двусмысленно отозвался тот и вежливо поклонился.
Охотницкий полк, в целом, мне понравился. Было понятно, что дисциплины вчерашним татям и беглым не хватает, маршировать они и вовсе толком не умеют, однако в осажденной крепости последнее не так уж и нужно. Тут главное от турок отбиваться, а с этим они должны справиться. Что же до порядка, то тут все карты в руки Панину. Сумеет удержать этот варнацкий сброд в руках, значит победит.
Федька встретил меня радостно, архаровцев своих демонстрировал даже с какой-то гордостью. Вот, мол, какие ни есть, а вымуштровал! Кстати, «архаровцами» разных раздолбаев еще никто кроме меня не называет. Странно, я-то был уверен, что это исконное выражение. Так сказать, из глубины веков, а вот, поди же ты![18]
— Ну, что там, молодец! — похвалил я стольника. — Большего с таким сбродом, да за такое малое время и пожелать грех.
— Благодарю, государь, на добром слове, — с достоинством поклонился тот.
— Дело тебе поручаю тяжелое, да опасное, — продолжил я. — Азов, конечно, укрепили основательно, но ведь и османы с малыми силами не пойдут. Так что даже не знаю, свидимся ли еще на этом свете?
— Наше дело служивое, — пожал плечами Панин.
— Сулить награду, прежде чем дело сделано не буду, не по мне это. Однако если есть, какие просьбы, самое время сказать. Коли смогу, сделаю!
— Какие уж тут просьбы, государь, — развел руками Федька. — И так я твоею милостью паче всякой меры обласкан, мне за то вовек не рассчитаться!
— Скромность, брат, украшает женщин, хотя мы, отчего-то чаще смотрим на нескромных. Ладно, как знаешь. Вернешься тогда и награжу. Ну а если не будет на то божьей милости, твои дети — мои дети. Не оставлю.
— Благодарствую, — снова поклонился стольник.
— Ладно, про дела семейные поговорили, может чего для воинства твоего не хватает? Продовольствия или еще какого припаса, а то может оружия. Говори, пока не выступили.
— Пороху и свинца хоть и маловато, — лукаво усмехнувшись, отвечал Панин, — но, как ты, великий государь, говоришь, больше не унести. И насчет прочего так же. Людей, правда, маловато и тысячи не набралось. Но тут уж сколько есть.
— Начальных людей в достатке ли?
ebooksa