Айэртон и Монтгомери смотрели на меня пристально и одинаково, так что две головы сливались воедино, становясь причудливой, исковерканной маской триумфатора. Он поднял руку и указал на меня. Или мне только так показалось. Но в то же мгновение мир вокруг нас завертелся. Из соседних домов, из боковых улиц, отовсюду повалили люди вперемежку с оборотнями. Они бежали к нам, с явным намерением нас остановить. Профессор стянул к дому Уэллса все свободные резервы, не занятые в уличных боях с правительственными войсками.
Я родился в семье священника и хотя и вырос в детском приюте, где мне приходилось драться, отстаивая свое право на жизнь, но меня не готовили к войне, пускай и уличной. Я мечтал посвятить свою жизнь науке, и хотя жизненные обстоятельства внесли свои коррективы и я стал секретным агентом, но все же не был подготовлен к прямым боевым столкновениям с превосходящими силами противника. Мое дело – тайная закулисная игра, к которой меня тоже не готовили, но душа лежала к авантюрным приключениям.
Уэллс застыл на месте. Его парализовал вид катящейся навстречу людской массы, больше напоминающей разбойничий сброд, нежели регулярные боевые революционные отряды. Одетые каждый во что попало, они были вооружены кто винтовками, кто револьверами, а кто и палашами и мясницкими тесаками. Я даже заметил двух бородатых мужиков в простых рабочих костюмах из коричневого твида, но при этом вооруженных фламбергами, которые на лондонских улочках среди автомобилей смотрелись диким анахронизмом.
Островитяне, так с легкой руки мы называли солдат профессора Моро, выглядели как труппа бродячего театра. Стильные котелки, помятые цилиндры, ковбойские шляпы, неизвестно каким образом откочевавшие с земель Дикого Запада на Туманный Альбион, шерстяные кепки с вшитыми в козырьки остро отточенными бритвами, красные шейные платки, повязанные на голову на лихой корсарский манер, – затопили Бромли-стрит. И среди них виднелись огромные косматые медвежьи шкуры да всплывали среди человеческих лиц волчьи оскаленные морды. Вся эта живая масса неслась в нашу сторону, грозя снести с места, сровнять с мостовой, размазать тонким кровавым слоем по стенам, разорвать на лоскуты. Похоже, профессор Моро потерял надежду на союз с Уэллсом, и теперь решил просто раздавить нас.
Вся эта хаотичная толпа двигалась слаженно, словно ей кто-то управлял. Я заподозрил неладное и окинул быстрым взглядом площадь. Я увидел Пастухов, которые стояли в стороне с отрешенным видом. Глаза закрыты, губы шевелятся, словно в молитве. Не было никаких сомнений, что они силой мысли управляли этой толпой, направляли ее, заставляли делать невообразимое. Что-то похожее, но в более простой форме мы видели в Резервации у профессора Моро.
Первым очнулся Герман. Он выхватил из кобуры револьвер и выстрелил в набегавшего на него бородача со столярным топором. Получив пулю в грудь, столяр словно поскользнулся на мостовой, которая под его неуклюжими ногами превратилась в ледяной каток, и упал на спину. В это время Вертокрыл уже прицельно стрелял по другим мишеням. Штраус поддержал его огнем, в его руках словно по волшебству появились два пистолета «Вулканик Смит энд Вессон», и он с двух рук, как заправский американский охотник за головами, стрелял без промаха.
Уэллс отступил к машине. Он первым достал заморозчик, и только вслед за ним я вытащил свой экземпляр, но выстрелили мы одновременно. Гэрберт создал ледяную статую из прыгнувшего к нам волка. Он поймал его прямо в полете, и уже тяжелая ледяная глыба упала на головы островитян, разбивая их, ломая ребра, руки и ноги. Я заморозил безусого паренька. Он был вооружен пистолетом, но, похоже, сам не понимал, как оказался на улице и зачем размахивает оружием, словно праздничным факелом на ночь Гая Фокса. Он даже не успел удивиться, как превратился в ледяную статую.
Долго мы на улице не продержимся. Островитян слишком много. Они просто сомнут нас своей массой. У нас было два выхода. Один нереальный – забраться в автомобили и пытаться уехать, но вероятный исход подобного прорыва – они перевернут наши автомобили, заберутся на них и будут танцевать свои дикарские торжествующие танцы, а потом просто подожгут. Другой вариант – отступить в дом, там забаррикадироваться и держать оборону. Отстреливаться, пока не кончатся патроны. Лить на головы осаждающих кипящую воду и масло, если в хозяйстве Штрауса оно найдется. Но и тут долго мы не продержимся, островитяне просто подожгут дом, если не найдут другой, более изящный, способ выкурить нас на улицу. Но во втором варианте у нас хотя бы появлялся призрачный шанс, что, пока мы сдерживаем островитян огнем, Уэллс сможет подготовиться и открыть дверь в Межвременье, через которую мы сбежим.
Пространство вокруг заполнилось треском. Резко запахло порохом. Мне на голову посыпалось оконное стекло. Я пригнулся к мостовой и в таком скрюченном состоянии добежал до машины. Путь к дому отрезан. Нас расстреляют, пока мы будем пытаться открыть дверь.
Я обернулся, чтобы посмотреть, как обстоят дела у Уэллса. Гэрберт вместе со Штраусом последовали моему примеру и также спрятались за машиной. Только вот Герману не повезло.
Он сидел на мостовой, широко расставив ноги. Левой рукой он скручивал серую рубашку на груди, словно таким образом пытался запечатать смертельную рану. Из-под его пальцев расплывалось алое пятно. Оно расширялось, расползалось, и он ничего не мог с этим сделать. Эта картинка – смертельно раненного Германа Вертокрыла – навсегда запечатлелась в моей памяти. Еще почему-то я запомнил, что левая туфля у него была стоптана сильнее, чем правая. Герман посмотрел на меня. В его глазах я увидел осознание неотвратимости собственной смерти. Он знал, что умирает, что это произойдет с ним в ближайшие несколько мгновений. Изо рта показалась тоненькая струйка крови. А в следующее мгновение его и без того вытекающую жизнь оборвала случайная пуля, что угодила прямо в голову. Финальная точка.
Такая злость и отчаянье охватили меня, что захотелось броситься вперед под пули, чтобы погибнуть глупо, но героем. При этом забрать с собой парочку мерзавцев из этой своры профессора Моро. Герман – вечно всем недовольный ворчун. Я успел привыкнуть к нему. Он стал для меня другом, верным соратником, родным человеком. Сердце сдавило. Я закусил губу, чтобы не заорать во всю глотку.
Я с трудом справился с собой, понимая, что промедление смерти подобно. Удивительное дело, что островитяне еще до сих пор не схватили нас. Я выглянул из-за машины и выстрелил, не целясь, из заморозчика. Островитяне почему-то задержались, но вот уже несколько уличных солдат перемахнули через мой автомобиль. И один из них обрушил на меня удар дубины, от которой я с трудом уклонился, вырвал ее из его рук и обратным концом пробил ему в живот. Его скрючило, а я уже отбивал, как заправский игрок в мяч, второго солдата, посылая его в глубокое бессознательное состояние. Следующего бойца я заморозил, но на крышу машины приземлился громоздкий белый волк с черным воротником и кровавыми жадными глазами.
Мы были обречены. Все, о чем мечтал Уэллс, грозило превратиться ни во что в этом последнем уличном сражении. И мир вокруг преобразится и станет таким, каким его сконструирует профессор Моро, вывернув мечту об идеальном мире Космополиса наизнанку. Я не мог этого допустить, но что я мог противопоставить им в одиночку?
И снова раздался оружейный залп. К моему удивлению, волка с крыши снесло. Сразу с десяток пуль он принял в черный воротник и морду. Одна из них вынесла ему глаз.
Я не успел этому удивиться, как из мостовой пророс песчаный вихрь, который собрался в знакомую мне фигуру Джулио Скольпеари. Он предстал перед бешенствующим медведем и отшвырнул его с дороги, словно невесомую песчинку.
Расклад сил изменился. Мы получили помощь, откуда ее совсем не ждали.
«Ржавые ключи» вступили в игру.
Солдаты Хозяев теней наводнили улицу и с ходу перешли в рукопашную с островитянами. Завязалось оживленное сражение, где трещали выстрелы, блестели клинки, лилась кровь, ломались кости и крошились зубы. В этом единообразии одежной пестроты сложно было разобрать, кто есть кто. Где благочестивый лондонец, который еще сегодня утром не подозревал, что выступит на стороне безумного профессора Моро, а где воспитанный улицами профессиональный боец, отдавший свою душу и тело одному из Хозяев теней, чтобы его семья жила, ни в чем не нуждаясь. Из всего этого хаоса, в который обратилась некогда одна из самых спокойных и презентабельных улиц Лондона, выделялся песчаный вихрь. Он носился из стороны в сторону, нанося разящие удары в самые проблемные точки, где Ржавые ключи были близки к поражению. В тех местах со стороны островитян солировали оборотни. Они выделялись дьявольской силой и неуязвимостью, но против песчаной бури были слюнявыми щенками. Даже могучие медведи, способные непоправимо перекорежить автомобиль в приступе животной ярости, ломались под сокрушительными ударами Песочного человека. Время от времени песчаный хаос преображался в человеческую фигуру. Джулио Скольпеари окидывал поле битвы взглядом полководца-триумфатора и тут же рассыпался в новый песчаный вихрь, отправляющийся к новой цели.
Все позабыли о нашем существовании в этой пляске смерти. Для бегства лучшей возможности может и не представиться. Никто и не заметит, как мы заведем моторы и спасемся. Ведь главное – спасти Уэллса и не попасть в руки к профессору и его сподвижникам, но, с другой стороны, мы не могли бросить Песочного человека и его армию. Только мы знали, с кем он воюет, с чем столкнулся и как с этим справиться.
ebooksa