Я встряхнулся, протер глаза и вгляделся в мир за окном. Освещенные фонарями улицы спали, и я их не узнавал. Но я не так хорошо ориентировался в городе, в отличие от Вертокрыла, который по моим заданиям и по своим делам, о которых я понятия не имел, колесил целыми днями. Поэтому я оставил это наблюдение на его совести, попробовал заснуть снова, но уже не получалось. В голове вертелись мысли, которые не давали покоя. Зачем Чарльзу Строссу потребовалось грабить Лондонский банк? Где он скрывался все это время? С таким солидным жалованьем зачем ему все бросать и уходить на другую сторону правды? Вопросов было слишком много, но без разъяснений Стросса ни на один я не мог ответить. Да и вряд ли кто бы ответил вообще. Я мог только предположить, что после схватки с Медведем в голове у Стросса что-то помутилось и теперь он действует, не отдавая себе отчета. Знал бы я, насколько близок к правде в этот момент!
Вертокрыл закрутил руль вправо. Мы повернули и остановились. Я выбрался из машины. Поежился от холодного ветерка и наглухо застегнулся. Хлопали дверцы, и люди выбирались из машины. Вскоре я был уже окружен констеблями. Рядом стояли Герман и Леопольд Муар. Он легонько придержал меня под локоть и направил к ступенькам крыльца высокого дома из серого камня с большими вытянутыми окнами. Двери перед нами открылись, и я одним из первых вошел внутрь.
Я оказался в просторном вестибюле, залитом электрическим светом. Здесь все было таким современным и настоящим. Пол из квадратных черных и белых мраморных плиток, белые стены с черными бордюрами, коричневые деревянные перегородки со стеклянными окошками над ними. Только теперь я понял, что оказался в банке, вероятно, именно в том, который ограбил бывший инспектор. В вестибюле было полно полиции. Щелкали вспышки фотоаппаратов, ходили взад и вперед служащие, также экстренно посреди ночи выдернутые из постелей. Большая хрустальная люстра нависала по центру вестибюля. Не знаю почему, но когда я увидел ее, то представил сразу, как она падает и разбивается на тысячи мелких осколков о мраморный пол. Какие только безумные мысли не забредают в голову вследствие недосыпа!
– Пойдемте, пойдемте, – прозвучал за спиной голос Леопольда.
Он обогнул меня, перед ним открыли дверь, ведущую на служебную территорию. Я последовал за ним. Когда дверь закрывали, я заметил, что Германа задержали в вестибюле. Возле него нарисовались двое полицейских, вооруженных блокнотами и карандашами. Сыщики приступили к следственным действиям. Интересно, что им удастся узнать у Вертокрыла, ведь он со Строссом не общался.
Я шел за Леопольдом, который уверенно двигался по коридору. Похоже, он уже здесь был. На каждом шагу нам встречались застывшие в служебном рвении полицейские. Интересно, сколько же сумел Чарльз вынести из банка, что столько народа поставили под ружье? За очередным поворотом показалась широкая железная лестница, по которой застучали каблуки инспектора. Я не отставал, хотя недоумевал, зачем было тащить меня так далеко, когда можно было допросить вместе с Вертокрылом в вестибюле. Да и вообще, зачем нас было привозить в банк, когда мы направлялись в Скотленд-Ярд?
Лестница закончилась перед входом в сейфовые помещения. Дверь – круглый люк с огромным штурвалом и окошками замка-шифра – была открыта. Возле нее стояли два констебля. Леопольд вошел внутрь. Я увидел там Уэллса, который в сопровождении полицейского в штатском осматривал открытые сейфовые ячейки.
– Доброй ночи, Николас. Вас, я смотрю, тоже облагодетельствовали визитом. Полиция умеет быть очень настойчивой, в особенности когда на кону стоят национальные интересы, – оторвавшись от осмотра, сказал Гэрберт.
Он был вооружен большим увеличительным стеклом. На рабочем столе по центру сейфового помещения стоял внушительный кожаный саквояж коричневого цвета. Он был раскрыт. Я узнал этот саквояж. В нем Уэллс возил свои инструменты, необходимые для полевых исследований. С ним он обычно ездил в «Стрекозу» для постановки особо интересных опытов, требовавших уединения.
– Господин Муар был очень убедителен, – я наградил Леопольда прожигающим насквозь взглядом, но он не обратил на него внимания.
– О, я давно знаю Леопольда. Он отличная ищейка. Если уж во что-то вцепился, то никогда не выпустит. Что вы обо всем этом думаете, Николас?
– Что я могу думать? Я толком ничего не знаю. К тому же не понимаю, в каком статусе мы тут находимся.
– Мы находимся в статусе консультантов. В особо деликатных и запутанных делах полицейские привлекают меня к этой работе. Именно так я в свое время и познакомился с Чарльзом Строссом. До того, как он поступил ко мне на службу, а потом покинул ее, чтобы вернуться в полицию. Сейчас дело как нельзя деликатное. В преступлении замешан сотрудник, хоть и пропавший без вести.
– Почему все так убеждены, что это сделал Чарльз Стросс? – удивился я, хотя понимал, что, вероятно, у полиции есть на это основания, но я хотел бы их услышать.
– Ограбление произошло поздно вечером, в районе одиннадцати часов. У нас есть свидетели, которые видели, как в здание вошел невидимый человек, – вмешался в разговор Леопольд Муар. – А вы знаете какого-нибудь другого человека-невидимку в Лондоне, кроме Стросса?
– Но если он был невидимый, то как они могли его увидеть и засвидетельствовать это? – ответил я вопросом на вопрос.
– Открывающиеся сами по себе двери. Перемещающиеся по воздуху предметы. И самое главное, летающий противогаз, который вплыл в вестибюль банка прямо перед тем, как через воздуховоды стал поступать усыпляющий газ. В банке было несколько служащих из числа администрации, что задержались на работе, и ночная охрана. Они уснули практически сразу, но видели летающий противогаз. Дальше никаких свидетельских показаний нет. Есть только…
– Наши предположения, основанные на уликах, – перебил Леопольда Уэллс. – Невидимка вошел в банк. Прошел к сейфу. Причем двигался уверенно, прекрасно ориентируясь на местности. И это говорит нам о том, что он знал расположение внутренних помещений банка. Он добрался до сейфа, где ввел без единой ошибки три строчки шифра и открыл сейф. Дальше он обчистил несколько ячеек и так же беспрепятственно вышел.
– Что было в этих ячейках? – спросил я.
– Ценные бумаги и секретные документы одного торгового дома. Ничего, что можно было бы тут же превратить в деньги. И это очень странно, – сказал Леопольд. – Такое чувство, что Стросс действовал по чьему-то заказу. Кто-то его руками совершил преступление, так, чтобы не попасться на глаза и не загреметь под раздачу.