Похоже, Уэллса посетили те же мысли, потому что он уже успел переодеться и возвращался к нашей лужайке. Сборы заняли с четверть часа, еще столько же мы потратили на то, чтобы доставить чемодан в дом, в то время как Вертокрыл разогревал мотор, поэтому было неудивительно, что к тому моменту, как мы приехали к дому преподобного О’Рэйли, здесь уже был почтальон Джон Уотсон. Его машина стояла на подъездной дорожке, а сам он сидел на летней веранде и отпаивался виски, который ему любезно подливал сам преподобный.
О, это был настоящий ирландец! Высокий, статный, до неприличия рыжий и сердитый, как угодивший в волчий капкан медведь после зимней спячки. У него были густые бакенбарды, глаза цвета старого чайного пакетика и неровные зубы, которыми он держал массивную капитанскую трубку. Дымил он не переставая, круглые сутки, отчего, казалось, дышал дымом как настоящий дракон.
– О, попиратели законов Божьих, заявились пред глаза мои, – воскликнул преподобный, завидев меня и Уэллса, шагающих к летней террасе по дорожке. – Вы пришли окончательно запутать в свои дьявольские сети заблудшую грешную, но имеющую шанс на спасение душу. Имейте в виду, господа искусители, у вас ничего не выйдет. Я окажу вам все возможное сопротивление…
– Глубокоуважаемый преподобный О’Рэйли, позвольте засвидетельствовать вам наше почтение, – приветствовал хозяина дома Уэллс.
Я предпочитал молчать, позволяя Гэрберту вести переговоры. В конце концов, чем отличаются фанатики науки от фанатиков религии? Натиск и пыл у них одинаковый, но точка веры разная.
– Я позвал вас к себе, чтобы потребовать навсегда покинуть эти земли, но вы решили насмехаться над моим посланником. Сперва возвеличить его как ангела небесного, а затем низвергнуть его на землю, окунув лицом в грязь.
Джон Уотсон при этих словах осушил стакан с виски и вновь наполнил его.
– Вы все неверно поняли и истолковали, – гордо заявил Уэллс, поднимаясь по ступенькам на веранду. – Мы с господином Тэслой проводили научный эксперимент, направленный на изучение свойств земной гравитации и способов ее преодоления, когда господин Уотсон ненароком влез в него и сам оказался объектом эксперимента, хоть мы этого и не планировали. Мы приносим господину Уотсону свои глубочайшие извинения и готовы финансово компенсировать моральные издержки.
Уотсон смотрел на Уэллса как на ядовитую гадюку, выползшую погреться на солнце.
– Есть законы Божьи, своими экспериментами, которые есть происки дьявола, вы попираете их, ставите замысел Божий под вопрос, оспариваете его. Вы в своих псевдонаучных изысканиях пытаетесь равнять себя с Богом. И в своей гордыне однажды вы сгорите, как сгорел Икар, который осмелился приблизиться к солнцу. Ваш выбор – это ваш выбор. Но действиями и речами своими вы смущаете неокрепшие умы местных жителей. Они смотрят на деяния вашего разума и рук ваших и уже не хотят жить так, как заповедовали предки. Они хотят изменить свою жизнь, все глубже и глубже погружаясь в мечтания, в сон души, – горячо заявил преподобный, потрясая кулаком в воздухе.
– То была жизнь, – сказал задумчиво Гэрберт Уэллс, – и то был сон. Сон в этой жизни, но ведь и эта жизнь – тоже сон… Сны во сне; сны, в которых спишь и видишь сновидения. И так пока в конце концов, быть может, мы не придем к тому, кто видит все эти сны, – к существу, в котором заключено все сущее. Нет предела чудесам, которые творит жизнь, как нет предела красоте, которую она рождает.
– Вы осмеливаетесь богохульствовать, – покраснел лицом от гнева преподобный О’Рэйли. – Я требую, чтобы вы покинули мой приход. И никогда сюда больше не приезжали, чтобы не тревожить разум людей.
– Спящий разум, а вернее отравленный вами и такими, как вы, разум. – Уэллс сам начал заводиться.
Я почувствовал, что еще чуть-чуть, и на летней веранде может вспыхнуть настоящий бой с разбитыми носами, раскрашенными синяками глазами и оскорбленным самолюбием. Я не мог этого допустить, как Уэллс не мог отступить с намеченного пути.
– Успокойтесь, господа, призываю вас, – попробовал я вмешаться в яростный спор, но меня никто не слушал.
Преподобный занял боевую стойку, готовый в любой момент начать боксировать. Чувствовалось, что до того, как О’Рэйли облачился в одежды священника, он сменил множество различных профессий, вероятно, выступал и на полупрофессиональном ринге. Уэллс тоже приготовился к кулачному бою. Я нисколько не сомневался, что у него в рукаве припасено несколько разнообразных фокусов, которые способны уравнять шансы.
– «Стрекоза» – мои владения. Я никогда не покину свою землю. И буду заниматься научными изысканиями во имя прогресса, который ни вы, ни такие же дремучие люди, как вы, не сможете остановить, – грозно заявил Гэрберт.
Не знаю, чем закончилось бы это противостояние, если бы в дело не вмешался Джон Уотсон.
– Преподобный, возьмите себя в руки. Мордобой не средство решения вопроса. Я предлагаю собрать совет деревни и вынести вопрос о выдворении господина Уэллса и его сподручных из этих мест на всеобщее голосование.
Предложение Уотсона понравилось О’Рэйли. Он тут же успокоился.