Троица латиносов-бандитов стояли на границе между кварталами, и изучала разрезанный как будто автогеном щит. Потом тот, что с удовольствием пыхал черной сигариллой дал подзатыльник самому младшему:
— Пепе, когда ты уже научишься разбираться, кому здесь можно грубить, а кому нельзя?!
— Да откуда ж я знал, что этот гринго — супер? — потирая пострадавшую часть тела, спросил молодой бандит, — На нем не написано!
— А это неважно, что на нем написано или надето, ты всегда смотри в глаза, — потыкал ботинком разрезанный щит третий бандит, — У этого гринго глаза матерого убийцы, для такого человека убить, что муху прихлопнуть.
— Вчера парни из порта говорили, что на стоянку встал новый пиратский рейдер, половина команды которого суперы, — задумчиво сказал пожилой бандит, — Думаю, что этот хлыщ — босс новой банды. И эта банда расположилась где-то рядом с нами.
— Надо предупредить капо, — кивнул третий бандит, — Этот пират не успел обосноваться, а уже успел наехать на черных. Уверен — скоро прольется много крови.
— Если это будет кровь черномазых, я не возражаю, — воскликнул молодой Пепе, — мне этот щит уже полгода глаза мозолит!
— Вот поэтому ты все еще фалькон, а этот гринго — босс, — хохотнул пожилой латинос аккуратно туша сигариллу и убирая окурок за ухо, — Ты полгода смотрел на этот щит и бесился, а он просто мимо проезжал и порезал его на куски. Ладно, идем отсюда, скоро здесь будет не протолкнуться от черных. По носу их щелкнули знатно — могут выместить обиду на нас.
— Босс, я пристроил нашу добычу, — сказал Антонио, вернувшийся из города, — И еще я нашел медика, как ты хотел. Она в машине, разговаривать будешь?
Я оторвался от увлекательного зрелища, как похмельные пираты тихо матюкаясь сооружают из мешков с песком пулеметное гнездо над воротами базы и повернулся к своему квартирмейстеру:
— Она? Я думал, что моряки не любят женщин на борту? Ну, типа приносят несчастье и все такое…
— Глупости это все, — вздохнул Антонио, утирая пот со лба грязным платком, — Баба на борту это плохо не потому, что плохая примета, а потому что она обязательно начнет вертеть хвостом и пудрить мозги парням. Такая у них всех сучья натура и ничего с эти не поделаешь. Но я рассудил, что раз уж ты уже притащил к нам одну бабу, то от второй вреда сильно больше не будет. Да и других кандидатур как-то не нашлось, нас здесь не знают и в очередь на трудоустройство не встают.
— А, ну тогда веди своего медика на собеседование ко мне в кабинет, — хмыкнул я, — Ты прав — не в нашем положении перебирать.
Антонио кивнул и пошел, тяжело отдуваясь, потея и ежеминутно утирая пот, к микроавтобусу, на котором уезжал вчера в город.
Эта дамочка меня насторожила сразу, как только вошла. Высокая, ниже меня сантиметров на пять. Бесформенная хламида на пару размеров скрывала фигуру, но судя по тому, как легко и грациозно она двигалась, там было все в порядке. На голове какая-то странная повязка, закрывающая волосы — зачем? Очень красивое симметричное лицо, маленький аккуратный носик, пухлые чувственные губы, нереально большие голубые глаза. Это медик или ожившая картинка с рисованного порножурнала?
А больше всего меня насторожила реакция Шороха на эту деваху. Впервые я услышал, как бормотание моей шизофрении стало восхищенно-одобрительным. Исключая вероятность, что демону в моей голове нравятся высокие светловолосые и голубоглазые девушки, остается только один вариант — под этой красивой оберткой скрывается первостатейная мразь и убийца. Просто потому, что Шорох любит только один вид развлечения — насилие и разрушение в любых формах, но желательно в наиболее кровавом варианте.
Девушку звали Алексис, медицинского образования она не имела, но утверждала, что имеет опыт работы с колото-резаными а так же пулевыми и осколочными ранами, с переломами костей, закрытыми и открытыми, с ушибами, травмами от тупых предметов…
Я слушал низкий грудной голос девушки, кивая и поддакивая. И когда та перечислила все что умеет, сказал:
— А теперь сними повязку с головы!
Алексис стрельнула в меня своими голубыми глазами так, что рука сама потянулась за пистолетом, посмотрела на Антонио, что попивал холодную колу, сидя на стуле за большим столом и сказала: