Архивы Дрездена: Кровавые ритуалы. Барабаны зомби

22
18
20
22
24
26
28
30

Реакция Рейта оказалась на порядок быстрее человеческой. Он перехватил ее руку, даже почти не глядя, и отбил удар так, что он пришелся в стену, сунув одновременно острие ножа ей под подбородок. Она упрямо оскалилась и двинула его коленом, целя в пах. Рейт блокировал удар коротким движением бедра и всем телом прижал ее к стене, оказавшись с ней лицом к лицу; его черные как вороново крыло волосы спутались с ее золотыми.

– Женщины-воительницы ничем не отличаются от остальных, – произнес Рейт, глядя в глаза Мёрфи. Голос его звучал негромко, лениво, томно. – Вы все хорошо знаете, как биться с чужими телами. Но почти ничего не знаете о том, что требуется вашему собственному.

Мёрфи смотрела на него, чуть дергая плечом. Губы ее медленно раздвинулись.

– Это встроено в тебя, – шептал Рейт. – Глубже плоти, глубже костей. Потребность. Единственный способ избежать мрака смерти. Ты ведь не можешь отрицать этого. Не можешь бежать от этого. В радости, в отчаянии, во мраке, в боли смертные продолжают испытывать страсть.

Рука его соскользнула с ее запястья; пальцы осторожно коснулись взбухших вен.

Мёрфи издала негромкий гортанный звук.

Рейт улыбнулся:

– Вот. Ты уже чувствуешь, как слабеешь. Я взял тысячи таких, как ты, милая детка. Взял и сломал. И они ничего не могли поделать. И ты не сможешь. Ты создана, чтобы ощущать страсть. Я создан, чтобы обратить это против тебя. Это естественный ход вещей. Жизнь и смерть. Совокупление и смерть. Хищник и жертва.

С каждым словом Рейт придвигался к ней все ближе. Вот он скользнул губами по ее горлу…

– Рожденная смертной. Рожденная слабой. Тебя так просто взять.

Мёрфи широко раскрыла глаза. Тело ее выгнулось от потрясения. Она издала громкий всхлип, попыталась сказать что-то – и не смогла.

Рейт медленно запрокинул голову, улыбаясь Мёрфи:

– И ведь это только вкус, детка. Когда ты узнаешь, что такое быть взятой целиком, без остатка – позже, нынче же ночью, – ты поймешь, что жизнь твоя закончилась в ту минуту, когда я захотел тебя.

Рука его вдруг резко дернулась, и он ткнул пальцем в свежую рану на боку.

Лицо Мёрфи побелело, и у нее вырвался новый вскрик. Она обмякла, и Рейт дал ей повалиться на землю. Он постоял над ней минуту, прежде чем продолжить свою речь:

– У нас впереди много дней, малышка. Недель. Ты можешь провести их в муке или блаженстве. Ты должна понять одну важную вещь: это я буду решать, как именно. Ты больше не распоряжаешься своим телом. И своим рассудком. Выбор отныне зависит не от тебя.

Мёрфи собралась-таки с силами и сумела поднять взгляд – упрямый, дерзкий, но затуманенный слезами, – а еще я видел в ее глазах страх и жуткую, болезненную страсть.

– Ты лжец, – прошептала она. – Я принадлежу только себе и сама все решаю.

– Я всегда могу сказать, когда женщина испытывает страсть, мисс Мёрфи, – негромко произнес Рейт. – Я чувствую вашу. Часть вас так устала соблюдать дисциплину. Устала бояться. Устала отрекаться от себя во благо других. – Он опустился на колени, и Мёрфи отвела взгляд. – Этой части вас не терпится испытывать наслаждение, которое я дарю. И эта часть вас растет по мере того, как вы ощущаете это. Упрямая и дерзкая молодая женщина уже умерла. Она просто слишком боится в этом признаться.

Он схватил ее за волосы и грубо, бесцеремонно поволок за собой. На мгновение я увидел ее лицо, на котором боролись друг с другом смятение, гнев и страх. Но я-то понимал, что ей наносится рана куда глубже, чем любая из тех, что терзали ее на моей памяти. Рейт заставлял ее испытывать то боль, то наслаждение – и она ничего не могла сделать, чтобы помешать ему. Она попыталась впиться в его руку зубами, и он хлопнул ее по лицу, как ребенка. Мёрфи не виновата, что проиграла этот поединок. Не виновата, что он терзал ее ощущениями. Я имею в виду, черт подери, он повелевал этой долбаной нацией сексуальных хищников, и пусть проклятие моей матери ослабило его, ему все равно ничего не стоило взломать психику и эмоциональную оборону Мёрфи.