А если Рейт вернет себе всю свою былую силу, то в качестве мести за сделанное моей матерью в отношении его он сам сделает с Мёрфи нечто пострашнее смерти.
Самое поганое – я никак не мог этому помешать. Не потому, что оставался скованным по рукам и ногам, не потому, что меня держали на мушке и что, скорее всего, меня ожидала смерть, – хотя не могу не признать, все это тоже изрядно осложняло положение дел, – а потому, что этот бой для Мёрфи не мог выиграть кто-то другой. Настоящий бой происходил сейчас в ней самой: бой ее силы воли и ее вполне обоснованных страхов. Даже прискачи я ей на выручку верхом на белом коне, это означало бы лишь то, что ей придется решать терзающие ее вопросы позже и что, вероятнее всего, это превратится в медленную смерть ее независимости и воли.
Спасти ее от этого я не мог.
А ведь это я попросил ее рискнуть!
Рейт тащил ее за волосы, как тащат за поводок упирающуюся собаку.
Мёрфи не сопротивлялась.
Я стиснул кулаки в бессильной злобе. Этой ночью Мёрфи грозила почти верная смерть, даже если бы она продолжала дышать, а ее сердце – биться. Но спасти себя могла только она сама.
Лучшее, что я мог делать, – это не делать ничего. Лучшее, что я мог сказать, – это промолчать. У меня оставались еще кое-какие силы, но помочь Мёрфи сейчас они не могли.
Адские погремушки, будь она проклята, эта ирония судьбы.
Глава 40
Мне доводилось бывать в нескольких пещерах, используемых в качестве лабораторий для черной магии. Все до единой отличались зябкостью и сыростью. Все до единой не отличались особой приятностью. Тем более ни одна из них не отличалась профессиональным убранством.
Только не эта.
Долгий, предательски крутой спуск в Рейтов Провал открылся в конце концов в пещеру, размером превосходящую большинство парижских соборов. Говоря точнее, один из таковых она даже напоминала. Блики света играли на стенах пастельных тонов, по большей части розоватых. Сами стены остались натуральными, каменными; столетиями стекавшая по ним вода придала им причудливые очертания, украсив завитками и изгибами. Пол поднимался плавно от входа к месту, где из скалы вырастал огромный резной трон из чистого камня, белого, как кость. Искусный резец украсил его языками огня, цветами и резными фривольностями, какие только можно вообразить, так что само сиденье красовалось перед всей этой каменной красотой, как павлин на фоне своего распущенного хвоста. Вода висела в воздухе мелким туманом, и свет ламп расцветал в ней тысячами крошечных радуг. По правую руку от трона виднелось каменное сиденье поменьше – скорее даже тумба из тех, на которых сидят в цирке львы или тюлени. Слева в скале зияло рваное, с иззубренной кромкой отверстие; за троном – там, куда проваливалась большая часть тумана, – тоже чернело что-то похожее.
Притом что каменный пол был гладкий, он равномерно поднимался к трону волнообразными ступенями. Тут и там по ступеням были раскиданы подушки и перины, лежали толстые ковры, стояли низкие, узкие столики с вином и соблазнительного вида яствами – из тех, что легко пачкают пальцы и губы.
– Не лишено манерности, – заметил я, ни к кому конкретно не обращаясь. – Но мне нравится. Типа «Король и я», скрещенный с «Цыпочками из Гарема и знойными шлюхами. Эпизод второй».
Рейт обогнал меня и швырнул Мёрфи на груду подушек у дальней от входа стены. Она умела группироваться при падении и, хотя толчок вышел резкий – Рейт даже вырвал у нее клок волос, – приземлилась мягко, перекатившись по полу, и застыла, готовая к змеиному броску. Барби-телохранитель подтащила меня вместе с цепями к стене и прикрепила к стальному кольцу. Таких колец рядом виднелось добрых полтора десятка. Я подергался немного, проверяя кольцо на прочность, но тот, кто заделывал его в стену, свою работу знал.
– Время? – спросил Рейт.
– Одиннадцать тридцать девять, милорд, – отозвалась Барби.
– А, отлично. У нас еще есть немного в запасе.
Он подошел к груде подушек в дальнем углу, и я вдруг сообразил, что они накиданы вокруг высеченной из камня невысокой платформы. Последняя представляла собой круг диаметром приблизительно десять футов, а на плоскости был начертан тауматургический треугольник – в большинстве ритуальных магических обрядов используется именно такой, потому что чуть корявый равнобедренный треугольник новичкам куда проще изобразить, чем пентаграмму или звезду Соломона. Струйки дыма сочились из расставленных по кругу курильниц, наполняя воздух резким ароматом корицы и чего-то еще, более едкого.
ebooksa