Иисус Христос. Жизнь и учение. Книга III. Чудеса Иисуса

В то же время воскрешение Лазаря, как никакое другое из описанных в Евангелиях чудес, раскрывает Иисуса как реального, земного человека, обладающего всей полнотой человеческого естества. Реализм и подробность, с какими поведение Иисуса, Его душевное, эмоциональное состояние описаны в этом рассказе, беспрецедентны для всего корпуса Евангелий за исключением повествования о Его Страстях. Но если в истории Страстей Его скорбь проистекает от Его собственных страданий, то здесь она является следствием сострадания к скорби других:

Это человеческая скорбь: скорбь иудеев, друзей Иисуса, Самого воплощенного Слова Божия, Которое, будучи человеком, подвержено злоключениям человеческой жизни. Здесь мы видим поистине человеческое лицо Бога. Но это также и скорбь Слова Божия, в Котором «была жизнь», в Его конфликте с силами смерти. Тот, Кто дает жизнь, есть также и Тот, Кто оплакивает смерть. Именно здесь мы видим человеческое лицо истинного Бога – Того, через Кого жизнь приходит в мир. Через воскрешение Лазаря поистине человеческое лицо истинного Бога открывает, что любовь Божия – не просто провидение, которое парит над болью и страданиями мира. Наоборот, в воплощении Слова Божия любовь Божия принимает конкретное выражение, входя в человеческий мир смерти и скорби и в конце концов участвуя в самой смерти[361].

Никогда не кажется нам жизнь столь драгоценной, чем когда ей угрожает смерть. Мертвое тело Лазаря окружено плачем близких. Сам Господь плачет об утрате Своего друга – так глубоко входит Он в человеческое горе. Он настолько человек, что берет на Себя всю скорбь, которая Его окружает. Он плачет над каждым умершим человеком всякий раз, когда происходит временная победа смерти. Тем более когда уже как будто происходит торжество смерти над душою человека. И это не просто слезы – Господь готов жизнью Своею заплатить за каждую душу, о которой Он плачет[362].

Рассматривая рассказы о чудесах Божиих в Ветхом Завете, мы отметили, что библейский Бог имеет мало общего с божеством деистов, далеким от мира и не вмешивающимся в человеческую жизнь. Бог, чей лик открывается на страницах Нового Завета, еще дальше от этого деистического представления о высшем начале, лежащем в основе всего мирового порядка. В Новом Завете Бог раскрывает Себя через Своего Сына – Богочеловека Иисуса Христа. В Его лице Бог входит в самую гущу человеческой истории, являя не просто желание помочь человеку, спасти его, но наивысшую степень любви к нему, сострадания ему, солидарности с ним, выразившуюся в полном отождествлении Себя с его жизнью, скорбями, печалями, болезнями, страданиями и смертью. В лице Иисуса Христа Бог проживает человеческую жизнь от начала до конца – от зачатия и рождения до смерти и погребения. Эта жизнь заканчивается воскресением – переходом в новую жизнь, новое состояние, физическое и духовное.

В Ветхом Завете о жизни говорится как о времени труда и скорбей, а о смерти – как о возвращении туда, откуда человек был взят: В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься (Быт. 3:19). Между началом и концом жизни существует определенный параллелизм. Жизнь человека начинается с зачатия и пребывания в утробе матери, а заканчивается возвращением в землю и пребыванием в сердце земли. Земля становится тем материнским лоном, которое принимает в себя всех умерших.

Новый Завет через учение о воскресении по-новому раскрывает смысл жизни и смерти. В свете этого учения смерть воспринимается тоже как возвращение, но не в изначальный прах, из которого человек создан, а к Богу, Чьими руками он сотворен и по Чьей воле приведен в жизнь. Если в Ветхом Завете смерть мыслилась прежде всего как наказание за грехи, вынужденное последствие грехопадения, то в Новом она становится дверью для перехода в иное качество бытия – то, которое Иисус называл жизнью вечной. Сама жизнь, в свою очередь, воспринимается уже не только как труд и болезнь (Пс. 89:10) земного существования, но и как возможность приобщения к жизни вечной, как жизнь с избытком (Ин. 10:10), проистекающая от самого Источника жизни (Ин. 4:10, 14).

* * *

В наши дни смерть воспринимается прежде всего как печальное и трагическое событие; о смерти предпочитают не говорить и не думать; когда же она случается, то похороны сопровождаются максимально скорбным ритуалом. Наиболее унылым и тягостным бывает ритуал гражданской панихиды, совершаемой, как правило, над человеком, не верившим в загробную жизнь и не принадлежавшим к той или иной религиозной конфессии. Такие же неверующие собираются на эту церемонию, не несущую оставшимся на земле утешения или успокоения.

Совсем иным духом проникнут чин отпевания в Православной Церкви. Он совершается не в траурных черных, а в пасхальных белых облачениях. Начинается он возгласом: «Благословен Бог наш» – и включает в себя множество молитв и песнопений, наполненных уверенностью в воскресении того, о ком молится христианская община, и надеждой на его упокоение в месте, «где нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания, но жизнь бесконечная». Восприятие смерти как праздника, перехода в лучший мир пронизывает христианское миросозерцание, которое в полной мере отражено в текстах, звучащих в православном чине отпевания: их торжественный, радостный и жизнеутверждающий характер говорит сам за себя.

Если сравнить христианское восприятие смерти с тем, как смерть воспринималась в древних религиозных традициях – будь то иудейская, египетская, греческая или римская, – мы увидим столь существенное различие, что можно говорить о полном пересмотре той системы понятий, в которой воспринимались умирание, смерть и погребение. Этот пересмотр отразился и в раннехристианском богословии, и в искусстве катакомб – мест компактного погребения усопших. Светлые, простые, торжественные и радостные образы на стенах катакомб, как может показаться на первый взгляд, резко контрастируют с атмосферой подземных переходов, пещер и склепов, наполненных мертвыми телами. Но то, что современному человеку представляется парадоксальным и труднообъяснимым, для ранних христиан было естественным: они воспринимали смерть как праздник, а тела усопших – как временно пребывающие под землей в ожидании всеобщего воскресения.

Воскресение Христа. Пьеро делла Франческа. 1458 г.

Отношение к телу умершего как к источнику нечистоты, характерное для Ветхого Завета, глубоко чуждо христианству. Уже в ранней Церкви к телу умершего относились с благоговением и весь погребальный обряд совершался в непременном присутствии этого тела. Прощание с умершим происходило – и поныне происходит – через последнее целование. Особым благоговением были окружены останки мучеников: их воспринимали как святыню, к ним прикасались, чтобы получить исцеление, на гробах мучеников совершалась литургия. Представление о теле как храме Духа Святого (1 Кор. 6:19) распространялось и на мертвое тело.

Полное изменение отношения к смерти в христианской традиции естественным образом проистекает из веры в воскресение. Размышляя об этом, протопресвитер Александр Шмеман пишет:

…Смерть Христа радикально, если угодно – онтологически, изменила смерть. Смерть – уже не разлука, ибо перестала быть разлукой с Богом и, следовательно, с жизнью. И ничто не выражает уверенность в этой радикальной перемене лучше, чем надписи на христианских могилах, подобные вот такой, сохранившейся на могиле молодой девушки: «Она жива!» Древняя Церковь живет в тихой и радостной уверенности, что усопшие во Христе. живы или пребывают, цитируя еще одну раннюю формулировку похоронного обряда, «идеже присещает свет лица Божия». Для ранних христиан всеобщее воскресение – именно всеобщее – это космическое событие, исполнение всего в конце времен, исполнение во Христе. И этого славного исполнения ожидают не только усопшие, его ожидают и живые, и вообще все творение Божие. Живые или мертвые, в этом ли мире, чей образ проходит (1 Кор. 7:31), или покинув его, мы все живы во Христе, ибо мы соединены с Ним и в Нем имеем свою жизнь. Такова христианская революция по отношению к смерти. И если мы не поймем этот поистине революционный, поистине радикальный характер христианства – революционный в отношении религии, всего, что человек относил к таинственной реальности смерти. то мы не сможем понять и истинный смысл обращения Церкви с умершими[363].

Многим людям жизнь кажется бессмысленной. Имея все материальные блага, они не понимают, зачем живут. Отсутствие смысла жизни нередко становится причиной самоубийства – явления, которое никогда не было распространено так широко, как теперь. Согласно официальной статистике, около миллиона человек ежегодно сводят счеты с жизнью; среди них немало молодых людей и подростков. Неофициальная цифра может быть значительно выше (так как нередко причиной смерти называют несчастный случай, передозировку лекарственных препаратов, падение с высоты, неосторожное обращение с оружием и т. д.). Причины этого трагического и столь масштабного явления могут быть самыми разными – от семейных или профессиональных проблем до тяжелого психического расстройства. Но одной из главных причин оказывается именно отсутствие у человека ясного понимания того, зачем он живет.

Невозможно найти смысл жизни, не видя смысл в смерти. И все попытки обрести такой смысл вне религиозной перспективы (например, в призыве жить для будущих поколений) заводили философскую мысль в неизбежный тупик. Если жизнь человека ограничена лишь тем временным промежутком, который каждому отмерен на земле, если в жизни нет никаких высших целей, если отсутствует перспектива вечного бытия, само пребывание на земле может показаться бессмысленным и ненужным.

Христианство открывает перед человеком иные горизонты и учит смотреть на временную жизнь из перспективы вечности. В этой перспективе обретают свой смысл и страдания (с которыми неизбежно сопряжена всякая жизнь), и сама жизнь, и смерть. Вера в воскресение – то, что придает смысл и оправдание смерти. Если бы не было этой веры, говорит апостол Павел, христианство было бы обманом: Если нет воскресения мертвых, то и Христос не воскрес; а если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша (1 Кор. 15:13–14).

Центральным событием евангельской истории является воскресение Иисуса Христа. Но само по себе это событие ни для кого не имело бы решающего значения, если бы благодаря ему для людей не открывалась возможность победы над смертью. Эта возможность открывается через веру в Иисуса Христа как Бога и Спасителя, через приобщение Его Плоти и Крови, через участие в жизни созданной Им Церкви, через исполнение Его заповедей. Особым, сверхъестественным образом, как ветвь к лозе, человек может привиться ко Христу и напитаться от Него теми животворными соками, которые даже отсохшей и умершей ветви способны возвратить жизнь.

Именно об этом в конечном итоге говорит Евангелие, в том числе описанные в нем случаи возвращения людей к жизни. Все трое воскрешенных Иисусом вернулись из загробного мира во временную жизнь, чтобы потом, по прошествии какого-то времени, вновь возвратиться в прах. Но эти три чуда стали прообразами того всеобщего воскресения, надежда на которое проистекает из события воскресения Христова.

Заключение

На рубеже XIX и XX веков по всей России гремела слава протоиерея Иоанна Ильича Сергиева – простого приходского священника из Кронштадта. Его деятельность сопровождалась многими документально засвидетельствованными чудесами. Исцеления, которые он совершал, происходили на глазах у тысяч людей, о них писали газеты, о них рапортовали журналисты. У Иоанна Кронштадтского было множество почитателей и последователей по всей стране, в том числе группа лиц, настолько фанатично преданных ему, что из них образовалось целое движение сектантского толка.