Иисус Христос: Жизнь и учение. Книга V. Агнец Божий

По мнению Б. Мецгера, рассказ «явно представляет собой часть незафиксированной традиции, имевшей хождение в некоторых частях Западной Церкви. Этот рассказ последовательно вставлялся в различные места разных рукописей». Ученый отмечает, что в том месте Евангелия от Иоанна, где рассказ размещен в настоящее время, он разрывает серию диалогов Иисуса с иудеями, начавшуюся в 7-й главе (Ин. 7:14–33) и продолжающуюся в 8-й (Ин. 8:12–59). Однако древние рукописи не всегда помещали его в это место: в некоторых он размещался после Ин. 8:52, после Ин. 7:36, после Ин. 7:44, после Ин. 21:24 или после Лк. 21:38[269]. Тот факт, что в группе рукописей рассказ включается в Евангелие от Луки, заставляет некоторых ученых предположить, что, возможно, изначально он был частью этого Евангелия, тем более что по стилю изложения он больше подходит к Луке, чем к Иоанну[270].

Как отмечает Мецгер, рассказ не был знаком большинству греческих отцов и учителей Церкви I и начала II тысячелетий, в том числе тем, кто оставили полные комментарии на четвертое Евангелие (Ориген в III веке, Иоанн Златоуст в IV веке) или его пересказ (Нонн Панополитанский в V веке). Даже Феофилакт Болгарский, составлявший свое полное толкование на Четвероевангелие на рубеже XI и XII веков, не упоминает об этом эпизоде. Первым греческим автором, упоминающим о нем, был Евфимий Зигабен, живший в первой половине XII века, однако и он утверждал, что точные списки Евангелия его не содержат[271].

Евсевий Кесарийский

К сказанному следует добавить, что рассказ о женщине, взятой в прелюбодеянии, – единственный эпизод из четырех Евангелий, не входящий в круг ежедневных евангельских чтений Православной Церкви. Чтение за литургией в день Пятидесятницы включает стихи Ин. 7:37–52 и 8:12, тогда как стихи 7:53-8:11, содержащие интересующий нас рассказ, при чтении полностью выпускаются. Это свидетельствует о том, что на момент составления византийского литургического лекционария этих стихов не было в рукописях, которыми пользовались составители.

Дидим Александрийский (Слепец). Современная коптская икона

Приведенные факты, как кажется, подтверждают предположение большинства ученых о том, что рассказ о женщине, взятой в прелюбодеянии, – поздняя интерполяция в текст четвертого Евангелия. Между тем, несмотря на наличие многих внешних и внутренних факторов, свидетельствующих против принадлежности отрывка к изначальному тексту Евангелия от Иоанна, есть несколько веских аргументов в пользу, во-первых, его весьма древнего происхождения и, во-вторых, его принадлежности к корпусу канонических Евангелий.

Святитель Амвросий Медиоланский. Мозаика XIII в

По свидетельству Евсевия Кесарийского, автора «Церковной истории», Папий Иерапольский, живший во II веке, рассказывал «о женщине, которую обвиняли перед Господом во многих грехах. Рассказ этот есть в “Евангелии евреев”»[272]. Вероятнее всего, речь идет именно об этом эпизоде. Ссылка на него имеется также в «Апостольских постановлениях» (Didascalia apostolorum), обычно датируемых IV веком: «Когда старцы поставили пред Ним другую некоторую согрешившую и, предоставив суд Ему, вышли, Он, сердцеведец Господь, после того как спросил ее, осудили ли ее старцы, а она сказала “нет”, сказал ей: “итак, иди, и Я не осуждаю тебя”»[273]. В IV веке на рассказ ссылается Дидим Слепец:

Итак, мы находим в некоторых Евангелиях [такое повествование]: женщина, говорит, была осуждена Иудеями за грех и была послана на побиение камнями на месте, где это было принято совершать. Спаситель, говорит, увидев ее и узрев, что они были готовы побить ее камнями, сказал намеревающимся бросить в нее камни: «Пусть тот, кто не грешил, возьмет камень и бросит его». Если кто-нибудь осознаёт себя несогрешившим, пусть, взяв камень, поразит ее. И никто не посмел [сделать это]. Осознавая в себе и разумея, что и они были в чем-то виновны, они не посмели поразить ее[274].

Рассказ был известен западным отцам – блаженному Иерониму, Амвросию Медиоланскому, блаженному Августину[275]. В «Письме к Студию» Амвросий цитирует Ин. 8:7-11 дословно, а остальные стихи пересказывает[276]. Иероним в «Диалоге против пелагиан» пишет, что в его времена рассказ присутствовал во многих кодексах – как латинских, так и греческих[277]. Августин подробно комментирует рассказ в своем толковании на Евангелие от Иоанна и упоминает о нем в трактате «Против прелюбодеев»[278].

Таким образом, несмотря на отсутствие во многих " рукописях, рассказ был достаточно широко известен. Совокупность факторов заставляет предположить, что, хотя рассказ мог не входить в оригинальный текст Евангелия от Иоанна, он был частью изначального устного предания об Иисусе. По каким-то причинам он получил сначала большую известность на Западе, чем на Востоке. Тем не менее языком оригинала является греческий, а не латинский.

В канонический текст Евангелия рассказ входил постепенно и лишь во II тысячелетии окончательно занял в нем то место, которое занимает сегодня. О причинах, по которым он оказался именно на этом месте, рассуждает епископ Кассиан (Безобразов):

Грех женщины был грех плоти. К Господу ее привели фарисеи и книжники (Ин. 8:3), и в начале Своей речи, следующей непосредственно за прорекаемым отрывком, Господь говорит фарисеям: Вы судите по плоти, Я не сужу никого (Ин. 8:15). Господь не осудил грешницу. Но очень возможно, что за отрывком укрепилось его теперешнее место в Евангелии от Иоанна потому, что эпизод, несомненно исторический, относится по времени к посещению Господом Иерусалима в начале пути. Это могло быть известно носителям церковного предания, к которым и восходит текст Евангелия от Иоанна в его теперешнем составе. При таком решении текстуальной проблемы провокационный вопрос книжников и фарисеев был бы дальнейшим проявлением того нарастающего конфликта, которым отмечено пребывание Господа в Иерусалиме. Книжники и фарисеи поставили Господа перед альтернативою: или высказаться против Моисея (Ин. 8:5), или произнести приговор, на который Он не имел формального права. Господь избрал третью – противниками не предусмотренную – возможность: Он перенес решение вопроса в плоскость моральных оценок и отношений (Ин. 8:7). Он так же поступит и впоследствии, когда – тоже в Иерусалиме, но уже накануне Страстей – Его противники поставят Ему провокационный вопрос о подати Кесарю (Лк. 20:20–26)[279].

Епископ Кассиан напоминает о том, что известно немало άγραφα – «неписаных изречений Христа Спасителя и преданий о Его земной жизни, которые не вошли в Евангелия и тем не менее заслуживают полного нашего внимания»[280]. Подобного рода άγραφα (буквально: «незаписанные») встречаются в корпусе писаний Иоанна. В частности, в своем Первом послании он говорит: И вот благовестие, которое мы слышали от Него и возвещаем вам: Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы (1 Ин. 1:5). Очевидно, что фраза Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы, согласно Иоанну, является подлинным речением Иисуса, однако она не вошла в канонические Евангелия. Вероятно, история с женщиной, взятой в прелюбодеянии, также первоначально относилась к неписанному, но безусловно достоверному преданию.

Связующим звеном между повествованием о споре фарисеев с Никодимом и рассказом о женщине, взятой в прелюбодеянии, является фраза: И разошлись все по домам (Ин. 7:53). Она добавлена в рукописях, содержащих этот рассказ, чтобы придать завершение спору фарисеев с Никодимом и создать «перебивку» между ним и тем, что за ним последует:

Иисус же пошел на гору Елеонскую. А утром опять пришел в храм, и весь народ шел к Нему. Он сел и учил их. Тут книжники и фарисеи привели к Нему женщину, взятую в прелюбодеянии, и, поставив ее посреди, сказали Ему: Учитель! эта женщина взята в прелюбодеянии; а Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями: Ты что скажешь? Говорили же это, искушая Его, чтобы найти что-нибудь к обвинению Его. Но Иисус, наклонившись низко, писал перстом на земле, не обращая на них внимания. Когда же продолжали спрашивать Его, Он, восклонившись, сказал им: кто из вас без греха, первый брось на нее камень. И опять, наклонившись низко, писал на земле. Они же, услышав то и будучи обличаемы совестью, стали уходить один за другим, начиная от старших до последних; и остался один Иисус и женщина, стоящая посреди. Иисус, восклонившись и не видя никого, кроме женщины, сказал ей: женщина! где твои обвинители? никто не осудил тебя? Она отвечала: никто, Господи. Иисус сказал ей: и Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши (Ин. 8:1-11).

В Евангелии от Иоанна гора Елеонская более нигде не упоминается, однако она неоднократно упоминается в синоптических Евангелиях. Евангелие от Луки содержит следующее свидетельство об Иисусе: Днем Он учил в храме, а ночи, выходя, проводил на горе, называемой Елеонскою. И весь народ сутра приходил к Нему в храм слушать Его (Лк. 21:37–38). Первые две фразы рассматриваемого отрывка следуют именно этому свидетельству. Однако в Евангелии от Луки оно отнесено к последним дням земной жизни Иисуса, после Его торжественного входа в Иерусалим, тогда как в данном случае действие должно происходить на празднике Кущей или после него, но, во всяком случае, до входа в Иерусалим.

Беседа Христа с апостолами на горе Елеонской. Мозаика VI в

Термин «книжники», характерный для синоптических Евангелий, не встречается в Евангелии от Иоанна нигде, кроме настоящего отрывка.

Наличие в рассказе упоминаний о горе Елеонской и о книжниках, по мнению Р. Брауна[281], служит косвенным свидетельством в пользу авторства Луки. Однако Н. Тимминс обращает внимание на то, что фраза αγουσιν δε οί γραμματείς και οί Φαρισαίοι γυναίκα (буквально: «привели же книжники и фарисеи женщину») соответствует грамматическим конструкциям, употребляемым в нескольких местах Евангелия от Иоанна, в частности, в Ин. 11:47 (συνήγαγον ουν οί αρχιερείς και οί Φαρισαίοι συνεδριον – буквально: «итак, собрали первосвященники и фарисеи совет»), Ин. 11:57 (δεδωκεισαν δε οί αρχιερείς και οί Φαρισαίοι έντολάν – буквально: «дали же архиереи и фарисеи указание»), Ин. 18:18 (είστήκεισαν δε οί δούλοι και οί ύπηρεται άνθρακίαν – буквально: «разожгли же рабы и служители огонь»). Эти параллели, по мнению ученого, свидетельствуют в пользу авторства