Павел Дыбенко. Пуля в затылок в конце коридора

22
18
20
22
24
26
28
30

Наибольшая по численности группа отправилась в Берлин в декабре 1930 года. «Красные командиры» за пять месяцев пребывания в германской военной академии и частях бундесвера, на военных заводах и полигонах должны были ознакомиться с достижениями европейской военной науки и техники. Отправился в этой группе в Германию и Дыбенко. Для него возможность учебы в Германии была шансом вырваться из опостылевшей Средней Азии. Впрочем, Павел Ефимович учебой в Германии особо не утруждался, расценивая командировку в германскую академию, как своеобразный отпуск, который надлежит провести не без удовольствия. По этой причине, вместе со своим сотоварищем К.А. Авксентьевским они больше пьянствовали, чем ходили на занятия. И если Дыбенко, будучи более выносливым, еще сохранял вменяемость, то тщедушный Авксентьевский уже через месяц допился до белой горячки. О недостойном поведении Авксентьевского в состоянии алкогольного опьянения 5 января 1931 года полпред СССР в Германии Л.М. Хинчук известил наркома обороны СССР К.Ворошилова. Аналогичные письма отправил также военный атташе в Германии В.К. Путна и обучавшийся одновременно с Авксентьевским и Дыбенко будущий маршал А.И. Егоров. С этими письмами Сталин ознакомился лично. В своем письме полпред СССР в Германии Л.М. Хинчук так писал К.Е. Ворошилову: «Мне очень неприятно, что приходится начать переписку с Вами по очень неприятному для всех нас инциденту… Авксентьевский, по-прежнему, подвержен своей болезни. Так, уж на третий день своего здешнего пребывания, он напился и в этом виде проделывал много неприятных историй и, в конце концов, очутился в своей бывшей санатории с букетом цветов и шампанским. Врачи санатория по телефону обращались в посольство для унятия т. Авксентьевского… Он требовал к себе врача, профессора, требовал от врача, чтобы он сел с ним играть в карты и тому подробное… если Авксентьевский не будет отозван, то это явится угрозой для работы всей группы… по-человечески и по-товарищески мне жаль тов. Авксентьевского, но факты говорят против него… В беседе с ним я выяснил, что тов. Авксентьевский, не снимая с себя ответственности, что не оправдал Вашего доверия и не выполнил возложенные на него обязанности, всё же считал в этом виновными товарищей Егорова и Дыбенко, так как, по его словам, они не только его не удерживали от выпивки, но, наоборот, увлекали». В феврале 1931 года К. Авксентьевский был уволен из рядов РККА в бессрочный отпуск по причине алкоголизма, а Дыбенко сделали товарищеское внушение. Что касается, А.И. Егорова, то он, просигнализировав вовремя о своем собутыльнике, вышел сухим из воды.

* * *

Впрочем, Павел Ефимович в Германии не только пьянствовал. В годы "хрущевской оттепели", да и позднее либеральные историки возмущались в своих трудах, что гнусные «энкавэдешники» огульно подозревали всех советских военачальников, кто обучался в Германии в связях с германской разведкой. Вот ведь какие подлецы! Ну, а теперь пусть читатель поставит себя на место немцев. У вас в академии учатся элита вооруженных сил соседнего государства, т. е. те, кто вот-вот возглавит его вооруженные силы. Причем военачальники не столько грызут гранит науки, сколько отдыхают от ратных дел (пьянствуют и распутничают), полагая, что коль им выдалась такая прекрасная передышка от службы, то ее надо использовать на всю катушку. Будет ли логичным предположить, что германская военная разведка пыталась воспользоваться столь уникальным шансом, чтобы завербовать хотя бы несколько человек? Ведь ею в то время руководили опытнейшие профессионалы, имевшие огромный опыт оперативной работы. Ну, а если среди командировочных товарищей были такие субъекты, как П.Е. Дыбенко, на которого уже имелось особое досье с 1918 года, то со стороны немцев было бы полнейшим идиотизмом, не напомнить Павлу Ефимовичу о его былых связях с германской разведкой и не возобновить былую агентурную связь.

Честно говоря, у меня вызывает недоумение сам факт посылки целой группы военачальников на длительное время в Германию. Именно так в подобных командировках в Европе и в США в позднесоветское время будут готовить агентов влияния будущей горбачевской перестройки…

Из откровений П.Е. Дыбенко на допросах в 1938 году: "В Москве я, Буденный и Егоров обсуждали вопрос о реорганизации штаба РККА в Генштаб и о кандидатуре начальника генштаба. Решили двигать Егорова. Это дало бы нам возможность иметь в руках Генштаб, а в дальнейшем, при помощи Егорова, и нас продвигать быстро наверх в РККА. В тот вечер на квартиру Егорова приехал Ворошилов, рассказал о предстоящем снятии Шапошникова и наше мнение о кандидатуре начальника Генштаба. Я и Буденный решительно поддержали кандидатуру Егорова. После отъезда Ворошилова, решили, что надо и Буденного двигать командующим Московским или Ленинградским военным округом, а меня тоже на один из этих военных округов или начальником вооружения. Я считал, что если до сих пор мое положение во взаимоотношениях с немцами носило, по существу, характер связи их со мною, как с обыкновенным шпионом, то при изменении моего положения или же даже положения моих друзей, повысится моя цена в глазах немцев и это дает мне возможность выступать в переговорах с ними с более крепких позиций. Я и Егоров уезжали на следующий день в Берлин, поэтому возложили все дальнейшие переговоры о назначении Егорова на Буденного. Германский Генеральный штаб знал заранее о моем приезде в Берлин, несмотря на то, что я там жил под фамилией Воронов. Ко мне на квартиру пришел сопровождавший нас германский офицер Шпальке из германской разведки. Шпальке прямо заявил мне, что он имеет поручение от германского командования восстановить со мной "деловую связь". Опасаясь провокаций, я попытался разыграть возмущение. Однако Шпальке перебил меня и сказал, что я могу помогать Германии еще лучше, чем помогал до сих пор, будучи связанным с Крейценом и генералом Кольманом. Затем мы уже конкретно говорили по интересующим германское командование вопросам.

Вернувшись из Москвы в Берлин (Дыбенко ездил в СССР в отпуск — В.Ш.), я извещал Шпальке об обсуждении кандидатуры Егорова. Шпальке предложил мне всемерно поддержать установку центра правых, указав, что со своей стороны, он примет все меры к тому, чтобы дать возможность Егорову осуществить его план установления связи с руководством рейхсвера. Я передал германской разведки через Шпальке подробные сведения о Среднеазиатском военном округе, о политической и экономическом положении в Средней Азии… Систематически его информировал обо всех советских командирах, учащихся в германской военной академии, об их настроениях, связях и т. д. Немцев особенно интересовал командующий Белорусским военным округом Белов. Было очень трудновыполнимо наблюдать за Беловым, т. к. этот человек исключительно скрытный и даже жил он совершенно отдельно от всех прочих учащихся командиров РККА. Я предположил тогда, что немцы подозревают его в связи с другой разведкой. Однако утверждать этого не могу".

На вопрос следователя, удалось ли ему все же завербовать Белова, Дыбенко ответил: "Белова мне завербовать не удалось. Я опасался разговаривать откровенно, т. к. он не шел на сближение со мной. Но говорил с ним о кандидатуре Егорова на должность начальника Генерального Штаба и получил его согласие. В 1933–1934 годах я узнал от Левандовского, что Белов является фактическим руководителем военно-эсеровской организации в РККА и, находясь в Берлине, уже проводил активную эсеровскую работу. Со мной Белов, почему-то, на откровенность не пошел….

Уже позже на военном совете в 1935 году я встретился с Беловым и прямо заявил ему, что я знаю о нем, как об эсере и что мне это известно от Левандовского. Но Белов отрицал свою связь с эсерами. Тогда я, чтобы вызвать его на откровенность, сам рассказал ему, что я связан с правыми и в частности лично с Рыковым и лишь после этого Белов, в свою очередь, рассказал мне, что он считает себя правым и связан с Бухариным. Белов — человек чрезвычайно скрытный, очень осторожный, хитрый, всегда прикидывающийся простачком и оригиналом… Из военных, участников антисоветского подполья, мне от Левандовского было известно, что он (Белов — В.Ш.) был связан по эсеровской работе с Великановым, Савицким, Грязновым и из участников нашей организации правых, кроме меня и Егорова, так же с комкором Ефремовым и командующим войсками Северо-Кавказского военного округа Кашириным".

Что касается А.И. Егорова, то, неожиданно для многих, он был, в виде исключения, лично принят начальником германского Генерального штаба генералом Аламоном. Встреча эта, разумеется, не была случайной. С подачи Дыбенко немцы решили "прощупать" вероятного кандидата на должность начальника Генерального штаба РККА. Об этой встрече П.Е. Дыбенко рассказывал впоследствии так: "По словам Егорова, после продолжительной беседы, они установили полную договоренность о поддержке немцами правых. Аламон поставил вопрос об информации. Егоров возмущался, но согласился. После назначения Егорова начальником Генерального штаба, его связь с Берлином осуществлялась через немецкого военного атташе генерала Кестринга. В 1935 году на квартире Егоров встретился с польским генералом Стахевичем, начальником польского Генерального штаба…"

Чтобы оставаться объективными, следует отметить, что П.Е. Дыбенко и особенно М.К. Левандовский, в своих сообщениях из Германии в 1933 году делали акцент на антисоветской истерии в нацистских органах массовой информации. Они высказывали сомнения в необходимости обучения у немцев, ссылаясь на то, что концепции германского Генштаба устарели, что у немцев нет ни мощных бронетанковых войск, ни многочисленной авиации и в этом плане советский генералитет сам может их многому научить. Насколько их выводы были верны, показали события 1941 года.

Прошедши ускоренный неполный курс академии Германского Генштаба и, основательно познакомившись не только с немецким "шнапсом", но и со знаменитым травяным ликером "Егермайстер", Дыбенко рассчитывал, что с возвращением в Москву получит новое, более перспективное назначение, как и его собутыльник А.И. Егоров. Но его мечтам не суждено было в тот момент сбыться.

Из показаний П.Е. Дыбенко: "В начале июня 1931 года, когда мы вернулись в Москву, Егорова назначили начальником Генерального штаба. Мне и Буденному не удалось продвинуться. Он остался инспектором кавалерии, а я возвратился в Среднеазиатский военный округ…" Впрочем, вернулся Дыбенко туда уже ненадолго.

* * *

Кто-то может возразить, что Дыбенко, как пламенный революционер и большевик, априори не мог мечтать о неком мифическом "Великом Туркестане" и о должности туземного министра обороны. Однако анализируя протоколы допросов П.Е. Дыбенко 1938 года, становится очевидным, что после февраля 1918 года и до конца своей жизни Павел Ефимович был просто одержим мечтой снова стать министром. Как не вспомнить здесь своевольное создание им в 1918 году независимой от Москвы самозваной Крымской республики, в которой он сразу же назначил самого себя военным и морским министром. Обертка власти (большевистская или эсеровская, анархистская или пантюркская, немецкая или американская) при этом никакой роли для него не играла. Как говориться, где бы ни царствовать, лишь бы царствовать. А потому, ведя разговор о Дыбенко, мы должны понимать, что это был человек, однажды случайно прорвавшийся к вершине власти и отравленный наркотиком этой власти навсегда. Отсюда и все метания Дыбенко от узбекских националистов к правым коммунистам, от немецкой разведки к американской…

Помимо всего прочего, Дыбенко пытался еще играть какую-то свою собственную политическую игру, не понимая, что уже давно попал в цугцванг — ситуацию, когда любой последующий ход ведет лишь к дальнейшему ухудшению ситуации.

В 1933 году в Ташкент наконец-то пришел долгожданный для Павла Ефимовича приказ о назначении его командующим Приволжским округом. Конечно, Приволжский округ был не столь важным, как Московский, Белорусский или Киевский, но у Дыбенко появлялась теперь возможность почаще появляться в Москве и решать там свои вопросы, а это было уже неплохо. При этом Приволжский округ являлся откровенно тыловым, никаких боевых действий не вел, а потому в Куйбышеве можно было и расслабиться после праведных трудов в Средней Азии. Передав дела своему сменщику комкору М.Д. Великанову, Дыбенко, навсегда распрощавшись со Средней Азией, поспешил в Москву. Где, как он надеялся, его ждали важные политические дела.

Глава седьмая

Во главе Приволжского округа

В 1933 году Павел Ефимович перебирается на Волгу. Отныне он командующий войсками Приволжского военного округа, член бюро Средне-Волжского крайкома ВКП (б).

Вот типичное описание деятельности П.Е. Дыбенко на должности командующего Приволжским округом в изложении одного из его апологетов: "Здесь (в Приволжском округе — В.Ш.) его (Дыбенко — В.Ш.) деятельность была также весьма плодотворной. Многие командиры и политработники, коим довелось непосредственно встречаться с П.Е. Дыбенко в те дни, вспоминают о нем, как о человеке замечательной души, всем своим горячим сердцем преданном делу нашей партии и народу. Павел Ефимович всегда стремился помочь человеку, если тот попал в беду. Как-то командование авиационного училища представило материал на увольнение из армии одного летчика. Прежде чем принять решение, Дыбенко вызвал летчика к себе, в штаб округа. Летчик очень волновался, и командующий, видя это, усадил его рядом, напоил чаем. А когда тот успокоился, попросил рассказать о себе. Летчик, до глубины души взволнованный таким отношением, откровенно рассказал о себе, обо всей своей жизни и обо всех своих ошибках. А в заключение дал честное слово, что станет примерным командиром. Пожимая ему на прощание руку, Дыбенко сказал:

— Верю. Поезжайте в училище, передайте товарищам, что вы дали мне командирское слово исправиться.

Павел Ефимович попросил работников штаба и политуправления проследить, как летчик выполняет свое обещание, и когда тот действительно стал примерным командиром, поощрил его…»