Павел Дыбенко. Пуля в затылок в конце коридора

22
18
20
22
24
26
28
30

В том, что Буденного вообще пытались арестовать, и это не удалось, я не слишком верю. Тем более сомнительно, что Семена Михайловича пытались арестовывать не при Ежове, а при Берии. Вряд ли Сталин мог назвать Буденного «старым дуралеем», т. к. сам был на четыре года его старше и т. д. Однако для нас важно, что в этой народной легенде Буденный предстает отчаянно смелым и решительным человеком, каким на самом деле он и был. Что касается Дыбенко, то подобных легенд о нем никто никогда не сочинял, не того калибра был…

Судя по документам, после написания покаянного заявления в «деле Дыбенко» последовала достаточно продолжительная пауза, которая вполне объяснима. В это время по всей территории СССР активно проходили аресты и первые допросы других участников «заговора правых». Информации о них хватало и без показаний Дыбенко, а потому его на время оставили в покое. Официальные допросы Павла Ефимовича начались лишь с мая 1938 года, когда в руках следователей оказались неопровержимые доказательства о конкретных планах заговора и составе заговорщиков. При этом, во время всех допросов Дыбенко весьма активно сотрудничал со следствием.

Кстати, если другие арестанты 1937–1938 годов на допросах Павел Ефимович стремится поведать обо всем, как можно больше. При этом, рассказывая о своих предательствах и изменах революционерам и Советской власти, Дыбенко постоянно приводит такие нюансы, которые никакой следователь знать и сочинить просто не мог. В ряде случаев он вообще рассказывает о том, о чем его даже не спрашивали. Показания Дыбенко изобилуют конкретными фактами, датами и именами. При этом ответы не лаконичны, а весьма подробны, занимая порой более страницы убористого текста. Если показания бы у Дыбенко действительно получали силой, то они должны были бы быть куда более сдержанными и немногословными, а здесь целые сочинения с лирическими отступлениями! Удивительная словообильность могла быть быть лишь следствием того, что подследственный сотрудничал со следствием, причем, сотрудничал максимально активно, рассказывая даже то, о чем его и не спрашивали. Для чего же это делал Дыбенко? Ответ однозначен — для того, чтобы спасти себя. Тактика покаяния и предательства, как мы уже говорили, не раз выручала его в прошлом, и он искренне надеялся, что она оправдает себя ив 1938 году.

Порой Павел Ефимович настолько увлекался, что начинал вспоминать былые обиды на старых товарищей и жаловаться на их несправедливое отношение к нему. Это я к тому, что возможно, у кого-то возникла мысль, что коварный фальсификатор-следователь мог сам печатать протоколы, а потом силой заставлял бедного Павла Ефимовича их подписывать.

Согласитесь, никакой следователь никогда бы не стал заставлять Дыбенко лить бытовую грязь на свою бывшую жену Александру Коллонтай. Следователей интересовали антисоветские заговоры и возможное участие в них той же Коллонтай, но никак не разборки на коммунальной кухне бывших супругов. Так что и здесь мы видим только личную инициативу Павла Ефимовича, который далеко не по-мужски пытался обгадить свою бывшую супругу. Ну, и, наконец, бесконечные дешевые покаяния, признания в любви к Советской власти Дыбенко в ходе допросов, его униженные просьбы о снисхождении, которые, в конце концов, выведенный из терпения следователь, вынужден был просто обрывать на полуслове.

Так для чего же надо было бить Павла Ефимовича? А потому кошмарные истории о немыслимых пытках, которыми, якобы, подвергался Дыбенко в застенках НКВД следует оставить на совести политических деятелей и журналистов хрущевской «оттепели». Впрочем, понять их по-человечески можно. Как внятно объяснить советским людям, почему легендарный матрос революции Павел Дыбенко выдал вся и всех? Выход только один — поведать о его пытках, которые были настолько ужасными (вот даже в ящик финский с гвоздями сажали!), что даже такой несгибаемый герой их не выдержал. Сочиненными страшилками достигалось сразу два результата. Во-первых, максимально демонизировалось сталинское НКВД. Во-вторых, реабилитировался сам предатель, который вызывал у общественности уже не презрение, а понимание и сочувствие. В целом же, такой прием обеления провокаторов и предателей весьма не нов и достаточно хорошо отработан.

К середине июля 1938 года Дыбенко рассказал следователям все, что знал и помнил. Затем наступила некоторая пауза. Следователи изучали и обобщали материалы. А Павел Ефимович, сидя в камере, ждал решения своей судьбы, надеясь, что и на сей раз ему удастся выкрутиться.

25 июля 1938 года заместитель начальника 6-го отдела 2-го управления НКВД старший лейтенант госбезопасности Казакевич подписал постановление об избрании меры пресечения и предъявление обвинения: «П.Е. Дыбенко изобличается в том, что являлся агентом царской охранки, агентом германской разведки, одним из руководителей антисоветской организации правых в РККА, проводил вредительскую и пораженческую антисоветскую деятельность. Настоящим постановлением Дыбенко Павел Ефимович обвиняется по статьям 58–16, 58-6, 58–11, 58–13 УК РСФСР».

Жену П.Е. Дыбенко — Зинаиду Викторовну арестовали месяц спустя, приписав ей недонесение о вредительской деятельности мужа. Ее вынудили подписать два сфальсифицированных протокола, допроса, содержащие обвинения в адрес супруга (по ее словам), от которых она вскоре отказалась. Особое совещание при НКВД СССР осудило З.В. Дыбенко к пяти годам исправительно-трудовых лагерей (по другим данным к десяти годам). До этого приговора ее держали в тюрьме в ходе следствия свыше года. Супруге Дыбенко повезло. Она выжила в лагерях, впоследствии инициировала реабилитацию супруга, а заодно и себя. В последние годы жизни З.В. Дыбенко выступала перед пионерами с рассказами о своем муже — пламенном революционере, консультировала авторов книг, писавших в годы хрущевской оттепели о подвигах Павла Ефимовича.

Глава десятая

Следствие, суд, расстрел

Читая протоколы допросов Дыбенко, не может не вызывать удивления достаточно поверхностное отношение следователей к рассказам Дыбенко о его былых похождениях. По сути дела, следователи лишь констатировали факт того или иного негативного поведения Павла Ефимовича и шли дальше, не углубляясь особенно в данную тему. И это притом, что Дыбенко был весьма словоохотлив, всегда весьма подробно описывая и детали своих похождений, и фамилии подельников. Почему тактика следствия была именно такой, остается только догадываться. Возможно, боясь не предугадать реакцию Сталина на результаты «дела Дыбенко», следователи специально не лезли в нюансы. Возможно, следователи были не столь опытными. Однако, на мой взгляд, напрашивается иная причина такой тактики следствия. Думается, все дело было в том, что если другие, арестованные за участие в военном заговоре, отпирались и изворачивались, то Дыбенко с самого начал избрал совершенно противоположную тактику — полное раскаяние и выдача всех, с кем когда-либо имел, хоть какое-то дело. При этом информация Дыбенко имела для следствия огромное значение, ведь помимо показаний на допросах, Павел Ефимович так же активно вел себя и на очных ставках, где с большевистской честностью разоблачал своих бывших сотоварищей. Сегодня о таком поведении сказали бы, что «арестованный пошел по пути полного сотрудничества со следствием», и уже этим заслужил некоторое снисхождение к себе. Но и это, не все! Как известно, на допросах других военноначальников, факты их измены приходилось в большинстве случаев выискивать по крупицам. Дыбенко же наколбасил за свою развеселую жизнь столько всего, что перед следователями стояла совершенно иная задача, попытаться, хотя бы в общих чертах, выяснить весь спектр художеств Павла Ефимовича, не говоря уже о том, чтобы углубляться в каждый эпизод в отдельности. При этом абсолютно понятно, что формально для высшей меры наказания хватило бы одного только факта предательства матросов-подпольщиков в Гельсингфорсе в 1915–1916 годах или уничтожения им большевистского подполья в Севастополе в 1918-м!

Откровенность Дыбенко в определенной мере следует отнести за счет того, что он совершенно не знал, что уже известно следователям, а что нет. Боясь, что его могут уличить в обмане и как следствие этого, в том, что он снова пытается обмануть следствие и "не разоружился". Еще раз вспомним, что имея богатый опыт арестов, Дыбенко всегда придерживался одной тактики — все немедленно признавать и всех выдавать. Поэтому эту тактику он избрал в 1938 году. Читая признания Павла Ефимовича, поражаешься его авантюризму и беспринципности. Волей неволей приходишь к выводу, что для Дыбенко не было ничего святого. Все революционные идеалы на самом деле были лишь ширмой, которую использовал в своих интересах совершенно случайный и никчемный человек, волею случая вознесенный на советский олимп.

Обвинительное заключение на П.Е. Дыбенко утвердили прокурор СССР Вышинский, начальник 2-го управления НКВД комбриг Федоров по преступлениям, предусмотренные статьями 58-1 "б", 6, 8, 11, 13 УК РСФСР: "2-м Управлением НКВД 26.02.1938 г. был арестован участник военнофашистского заговора, бывший командующий Ленинградским военным округом командарм 2-го ранга Дыбенко Павел Ефимович. Следствием установлено, что Дыбенко в 1915 году был завербован для провокационной работы царской охранкой военного Балтийского флота и выдавал революционных матросов и большевиков. В 1918 году Дыбенко, будучи посланным ЦК КП (б) Украины на подпольную работу в Крым, при аресте белогвардейцами, выдал пода подпольный большевистский комитет и затем был завербован германскими оккупантами для шпионской работы. С 1918 года до момента ареста в 1938 году Дыбенко проводил шпионскую, а затем и пораженческую деятельность по заданию германской разведки. С 1926 года Дыбенко устанавливает связь с правыми в лице Егорова А.И., бывшем тогда командующим белорусским военным округом, Левандовский командующим Кавказской армией и другими и, начиная с 1929 года, входит в руководство организации правых в РККА, связанной с Рыковым, Бубновым, томским и другими руководителями правых.

Как участник руководства военной организации правых, Дыбенко проводил широкую вербовочную деятельность. Так им были завербованы: Малышев — бывший начальник штаба Среднеазиатского военного округа, Тимерман — начальник ВОСО Среднеазиатского военного округа, Почтарь — начальник разветотдела Среднеазиатского военного округа, Николаев — начальник штаба корпуса Ленинградского военного округа и др. По заданию германской разведки и руководства военной организации правых, Дыбенко проводил подрывную вредительскую деятельность в боевой подготовке, военном строительстве укрепленных районов и т. д. наряду с этим, он передавал систематически немецкой разведке (через агента этой разведки Граубмана) шпионские материалы о Среднеазиатском, поволжском и ленинградском военных округах, которыми он командовал.

В 1936 году Дыбенко через Егорова установил непосредственную связь с членом центра военно-фашистского заговора Тухачевским. Из руководства гражданской организации правых он был лично связан с Рыковым, Кабаковым, Криницким и Ходжаевым. Кроме связи с германской разведкой Дыбенко в 1924 и 1929 годах выполнял шпионские поручения американской разведки.

Дыбенко виновным себя признал полностью. Изобличен так же показаниями Леваневского, Егорова, Варейскиса, Белицкого, Примакова, Гринштейна и Др.

На основании изложенного, обвиняется Дыбенко Павел Ефимович, 1890 года рождения, уроженец города Новозыбков Черниговской области, бывший командующий Ленинградским военным округом, бывший член ВКП (б) с 1912 года, командарм 2-го ранга в преступлениях, предусмотренных статьями 58-1 "б", 6, 8, 11, 13 УК РСФСР.

Следственное дело по обвинению Дыбенко П.Е. подлежит рассмотрению военной коллегии Верховного Суда СССР с применением закона от 1 декабря 1934 года.

Обвинительно заключение составлено 27 июля 1938 года, г. Москва. Заместитель начальника отделения 2-го управления НКВД старший лейтенант государственной безопасности Казакевич. Подпись".