— Я не предавала… не предавала… Меня подставили, — шептала, облизывая губы, на которые капали слёзы. Мирон вдруг посмотрел на них. Его лицо слегка изменилось. Помимо вселенской злости там во всю заиграла зверская похоть.
— Я провёл тщательное расследование, это сделала ты. Есть куча доказательств! И я бы убил тебя на месте без лишних слов, так как ненавижу нахрен предателей! Но… — его ладонь скользит по моей талии, опускаясь ниже. Ложится на живот, осторожно сжимая. Ласкает, поглаживая теплыми пальцами выпуклость. У меня перехватывает дыхание от этого действия и очень сильно начинает кружиться голова. Как вдруг я ощущаю приятные щекотания внутри, как будто кто-то перышком провел.
Малыш зашевелился.
Отозвался, почувствовав… негодяя отца.
Как это объяснить иначе?!
Малыш всё это время сидел очень тихо, но, когда мирон дотронулся до меня, активно задвигался.
Почему-то от этих прикосновений меня бросило в сильнейший жар, а по спине рассыпались мурашки. Тело вспомнило своего искусителя и хозяина. Отреагировало против разума соответствующе.
Чеёёёёрт! Как хорошо… Как приятно, когда он так властно меня касается, заявляя на меня свои права. Я его ненавижу! Проклинаю! За то, что Доронин использовал меня, играл как с какой-то зверушкой! За то, что так груб со мной и без угрызений совести угрожает убить. Запугивает, окунает в ступор! Заставляет сердце рваться на куски! И страдать… От того, как же сильно я его ненавижу, но люблю!
Люблю. Похоже всё ещё люблю!
Иначе почему душа вверх тормашками переворачивается, когда он так хищно смотрит на мои губы? Когда сжимает мои волосы в кулак и горячо обжигает губы?!
Буду обманывать голову, но не сердце.
Всё равно о нем думаю, вспоминаю, тоскую.
Мечтая изменить всё и обратить время вспять.
Дура. Дура. Дура!
Боковым зрением вижу, как за стеклом начинают мелькать деревья. Городской пейзаж быстро сменился лесным.
— Не надо, не везти меня в лес! Не убивай… — какой-то жалобный стон сорвался с моих губ, а глаза жестокого дьявола вдруг посветлели.
Я хотела твердо это сказать, но получилось как-то жалобно.
Просто очень испугалась…
В его грозном голосе не было ни капли шуток.
Я стала унижаться не ради себя, а ради ребёнка.