— Ну кушай, кушай. Добавки?
— Нет, спасибо, мне хватит, — жуя бегло тараторит он, — Мирон Маркович мне вообще запретил нарушать устав.
— Вот как?
— Да. Только слежка за вами и охрана. Всё! Это рамки. Даже запреты ввёл на разговоры не по теме. А вы меня тут с тётей Светой и без… за столы ухаживаете. Это неправильно, я работы не хочу лишиться. Вы ведь не скажете ему ничего?
— Нет, ты что.
— Спасибо, — охранник, довольный как слон, продолжил набивать щёки.
А во мне всё кипела и кипела непрекращающаяся ярость.
Перед глазами мелькала и мелькала та самая картинка из телевизора с грудастой фифой с пухлыми губами. Её руки на плечах Мирона, её губы тесно прижаты к его щеке и оставляют смачный след от яркой помады…
— Слушай, а я…
Не знаю, какая муха меня кусает, но я вдруг кладу свою руку на руку Бориса и слова вырываются сами по себе.
— Скажи, Боря, а я тебе нравлюсь?
— Какого?! Хренаааа!
Я почти получаю инфаркт миокарда.
Бах!
Какой-то грохот по стене.
Резко отскакиваю назад, как будто от бомбы убегаю, когда на кухню влетает ОН.
— МИРОН?!
И с маху бьёт кулаком по дверному косяку, заставляя нас вдвоём врасплох.
Давно он тут стоит?
И как так тихо вошёл?