Евангелие от Иоанна. Исторический и богословский комментарий

Византийский поэт подчеркивает, что Иисус Христос – Бог воплотившийся, и Богородица, стоящая у креста, знает это. Она страдает, терзается сердцем, но при этом обращается к Своему Сыну как Богу и Владыке.

Наиболее известным произведением латинской литургической поэзии на данную тему является стихотворение, приписываемое итальянскому поэту XIII века Якопоне да Тоди «Стояла Мать скорбящая» (Stabat Mater dolorosa). Это проникновенное лирическое стихотворение на протяжении веков вдохновляло композиторов[732]. Стихотворение латинского поэта более эмоционально насыщенно, чем канон Симеона Логофета, но и оно проникнуто глубоким сознанием того, что распятый на кресте Иисус – Сын Божий, умирающий ради искупления человечества от грехов:

Stabat Mater dolorosajuxta сrucem lacrimosa,dum pendebat Filius.Cuius animam gementem,contristatam et dolentempertransivit gladius.O quam tristis et afflictafuit illa benedictaMater Unigeniti!Quae moerebat et dolebatpia Mater dum videbatNati poenas inclyti…Pro peccatis suae gentisvidit Iesum in tormentis,et flagellis subditum.Vidit suum dulcem Natummoriendo desolatum,dum emisit spiritum.Eia, Mater, fons amorisme sentire vim dolorisfac, ut tecum lugeam.Fac, ut ardeat cor meumin amando Christum Deumut sibi complaceam.Iuxta Crucem tecum stare,Te libenter sociarein planctu desidero.In flammatus et accensus,Per Te, Virgo, sim defensusin die iudicii.Fac me cruce custodiri,Morte Christi praemuniriConfoveri gratia.Quando corpus morietur,fac, ut animae doneturparadisi gloria[733].Стояла Мать скорбящаяВ слезах, возле креста,Где висел Сын.Душу ее стонущую,Омраченную и скорбящую,Пронзил меч.О, какой печальной и сокрушеннойБыла БлагословеннаяМать Единородного!Как горевала и печалилась,Благая Мать, видя страшные мукиРожденного Ею…За грехи своего народаВидит Иисуса отданным на мукиИ подвергнутым бичеванию,Видит свое милое дитяБрошенным умирать,Дабы испустил дух.О, Мать, источник любви!Дай мне почувствовать силу скорби,Чтобы я мог плакать с тобой.Сделай так, чтобы загорелось мое сердцеЛюбовью ко Господу Христу,Чтобы я был угоден Ему.Возле Креста с Тобою стоять,С Тобою горю желаниемРыдания разделить.В огне и пламениТобою, Дева, буду я спасенВ день судный.Подай мне крестное охранение,Смертью Христа укреплениеМилости Его утешение.Когда тело умрёт,Даруй моей душеРайскую славу.

Рассказ о стоянии Матери Божьей у креста лег в основу иконографии Распятия в восточной и западной традициях. Один из наиболее распространенных в православной традиции иконографических типов называется «Распятие с пред-

4. Смерть Иисуса

²⁸После того Иисус, зная, что уже всё совершилось, да сбудется Писание, говорит: жажду. ²⁹Тут стоял сосуд, полный уксуса. Воины, напоив уксусом губку и наложив на иссоп, поднесли к устам Его. ³⁰Когда же Иисус вкусил уксуса, сказал: совершилось! И, преклонив главу, предал дух.

«Жажду»

В Евангелиях мы находим три версии рассказа о смерти Иисуса Христа. Повествования Матфея и Марка можно считать за одну версию (Мф. 27:33–50; Мк. 15:22–37). Версия Луки (Лк. 23:33–46) частично с ней перекликается, однако содержит существенные отличия. Версия Иоанна значительно отличается от обеих.

Единственное, в чем Иоанн перекликается с синоптиками, это упоминание об уксусе. Однако у синоптиков говорится о том, что, когда Иисус пришел на Голгофу, «дали Ему пить уксуса, смешанного с желчью; и, отведав, не хотел пить» (Мф. 27:34). Иоанн же свидетельствует, что губку с уксусом поднесли к устам Иисуса римские воины, когда Он уже висел на кресте и как бы в ответ на Его просьбу. Гармонизовать упоминание об уксусе у Иоанна с упоминаниями синоптиков можно, предположив, что напиток был предложен Иисусу не один раз. Когда Он пришел на место казни, Ему предложили уксус, и Он, попробовав, не стал пить его – возможно, из-за нежелания как-либо смягчить или ослабить добровольно принятое на Себя страдание. Сосуд с напитком продолжал стоять возле креста после того, как Иисус был распят, и, когда Он уже был в агонии, губка с напитком была вновь поднесена к Его устам. На этот раз Он вкусил уксус, после чего испустил дух.

Слово «иссоп» (ύσσωπος) означает кустарник с ароматными листьями. Точное значение термина в данном контексте обсуждается учеными: в параллельном месте у Матфея и Марка говорится о трости (κάλαμος). Можно предположить, что Иоанн имеет в виду ветвь или пучок иссопа. Не исключена аналогия с пасхальным ритуалом, в котором иссоп играл важную роль (Исх. 12:22)[734].

Жажда, которую Иисус испытывает на кресте, является следствием крайнего истощения Его организма. Возможно, Он находится в полусознательном состоянии, когда произносит слово «жажду». Однако Евангелист прочитывает" это слово в свете исполнения ветхозаветных пророчеств. Формула «да сбудется Писание» указывает не только на слово, произнесенное Иисусом, но и на то, что за ним последовало: поднесение уксуса к его устам. Имеются в виду слова Псалма: «И дали мне в пищу желчь, и в жажде моей напоили меня уксусом» (Пс. 68:22).

«Совершилось!»

От начала и до конца своего Евангелия Иоанн проводит мысль о том, что события из жизни Иисуса происходят во исполнение Писания. Однако обычная формула ίνα ή γραφή πληρωθή («да исполнится Писание»), встречающаяся у него многократно (Ин. 12:38; 13:18; 15:25; 17:12; 19:24, 36), в данном случае заменяется на ίνα τελειωθή ή γραφή (букв. «да свершится Писание»). Семантически слово τελειωθή связано как с тем, что ему предшествовало – словами είδώς ό Ιησούς ότι ήδη πάντα τετέλεσται («Иисус, зная, что уже всё совершилось»), так и с последним возгласом Иисуса на кресте: τετέλεσται («совершилось!»).

В этом настойчивом повторении глагола τελειώνω («совершаться», «завершаться») в разных формах и значениях слышится желание автора Евангелия подчеркнуть исключительный характер смертного часа Иисуса: Его смерть является завершением на земле того плана, который был предначертан в божественном Провидении и явлен в том, что «Слово стало плотию» (Ин. 1:14). Предвечный Сын Божий исполнил Свою земную миссию: Он прославил Отца на земле, совершил дело, которое Отец поручил Ему исполнить (Ин. 17:4). Следующим событием в исполнении предначертанного Богом плана будет Его воскресение из мертвых.

Хотя последние слова Иисуса на кресте, как они приведены в Евангелии от Иоанна, вписываются в общий богословский контекст этого Евангелия, мы никак не можем согласиться с исследователями, утверждающими, что Иоанн сам сочинил их, заменив ими последние слова Иисуса из других Евангелий. Так утверждает, в частности, крупный немецкий исследователь четвертого Евангелия Р. Шнакенбург: он считает несомненным фактом то, что Иоанн сформулировал их, чтобы заменить им синоптическое изречение о том, что Иисус был оставлен Богом. По мнению ученого, Лука тоже изменил слова, приводимые у Матфея и Марка («Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?») на более богословски корректные («Отче! в руки Твои предаю дух Мой»). Выстроить все приводимые Евангелистами изречения Иисуса, произнесенные с креста, в единую цепь невозможно, считает Шнакенбург[735].

Подобные утверждения в разных вариациях встречаются и в книгах многих других ученых, считающих, что единственное оригинальное изречение Иисуса на кресте сохранил Марк, Матфей скопировал его у Марка, а Лука и Иоанн модифицировали его, исходя из своих богословских установок или из нужд церковных общин, для которых они писали свои Евангелия. Такой подход представляется нам крайне субъективным и методологически неприемлемым, о чем мы не раз говорили на протяжении нашего исследования жизни и учения Иисуса[736]. В данном случае он безосновательно отдает предпочтение свидетельству одного из Евангелистов, ставя под сомнение историческую достоверность повествований двух других. Между тем один из попавших под подозрение авторов претендует на то, что был прямым свидетелем происходившего (Ин. 19:35; 21:24), а другой – на то, что записал свое Евангелие со слов свидетелей (Лк. 1:2).

Древняя Церковь считала свидетельства четырех Евангелистов не взаимоисключающими, а взаимодополняющими. Попытку гармонизации свидетельств четырех Евангелистов мы находим у Августина, и она представляется в данном случае вполне убедительной:

Матфей продолжает: «Иисус же, опять возопив громким голосом, испустил дух» (Мф. 27:50). Подобным образом говорит и Марк (Мк. 15.37). А Лука объясняет, что именно Он воскликнул этим громким голосом; он говорит: «Иисус, возгласив громким голосом, сказал: Отче! в руки Твои предаю дух Мой. И сие сказав, испустил дух» (Лк. 23:46). А Иоанн умолчал как о первых словах, приведенных Матфеем и Марком, так и о последних, о которых упомянул один Лука. Но Иоанн привел то, что упустили другие, а именно, что Господь воскликнул: «совершилось!» после того как отведал уксуса, – что, по нашему пониманию, Он сказал раньше того громкого восклицания… Именно после этого «совершилось!» и был испущен Господом тот великий вопль, о котором этот евангелист умолчал, а те три сказали[737].

Иисус пробыл на кресте несколько часов. Вовсе не обязательно полагать, что за это время Он произнес только одну фразу, которую один свидетель положил на бумагу, а другие сочли своим долгом изменить. Иисус вполне мог несколько раз отверзать уста и возвышать голос, и в памяти разных свидетелей могли остаться разные Его слова и выкрики. Не будем забывать и о том, что разные группы свидетелей могли то подходить к кресту, то отходить от него в течение всего этого времени. Среди этих свидетелей были и женщины, которые тоже могли запомнить что-то, не услышанное другими.

Попыткой гармонизации свидетельств четырех Евангелистов является список, известный под названием «Семь слов Спасителя на кресте». Не позднее XVI века он стал использоваться в некоторых западных христианских общинах в качестве основы для богослужения и проповеди; к этому же периоду относятся первые попытки положить его на музыку[738]. Со временем практика произнесения проповедей на «Семь слов Спасителя» закрепилась также в Православной Церкви[739].

Последние изречения Христа в списке «Семи слов» обычно располагаются в такой последовательности: