Евангелие от Иоанна. Исторический и богословский комментарий

Жизнь Сына Божьего оборвалась в тот момент, когда это было угодно Отцу. И Его смерть не была естественной: она была насильственной. Мы не будем вдаваться в дискуссию о том, что было бы, если бы Иисус не был казнен: мог ли Он в этом случае умереть естественной смертью. Такая дискуссия имела место в древней Церкви, но ее анализ не входит в нашу задачу. История, как известно, не знает сослагательного наклонения: это относится в полной мере к земной истории Иисуса Христа, которая была такой, как была, и не могла быть никакой иной.

Причиной смерти Иисуса стала не только воля Божья: Его смерть была убийством, а следовательно, одной из ее причин была злая воля людей. Об этом скажет апостол Пётр иудеям через пятьдесят дней после смерти и воскресения Иисуса: «Иисуса Назорея, Мужа, засвидетельствованного вам от Бога силами и чудесами и знамениями, которые Бог сотворил через Него среди вас, как и сами знаете, сего, по определенному совету и предведению Божию преданного, вы взяли и, пригвоздив руками беззаконных, убили» (Деян. 2:22–23). Из этих слов явствует, что Иисус был предан по предведению (промыслу) Божьему, но убит был человеческими руками. Апостол Иаков говорит в своем послании, обращенном к иудеям: «Вы осудили, убили Праведника» (Иак. 5:6).

Во II веке автор литургической поэмы «О Пасхе» Мелитон Сардийский впервые употребил формулу «Бог убит» по отношению к распятию Иисуса Христа:

Слушайте, все семьи народов, и смотрите:Новое убийство произошло в Иерусалиме…И Кто убит?..Повесивший землю – повешен.Распростерший небеса – распростерт.Утвердивший всё – утвержден на древе.Владыка – оскорблен.Бог – убит[742].

Эта формула отражает веру древней Церкви в то, что на кресте страдал и умирал не простой человек, а воплотившийся Бог. В IV веке Григорий Богослов говорил о «страдании и смерти Бога»[743]. В V веке Кирилл Александрийский в полемике с несторианами настаивал на том, что «Бог пострадал во плоти», «Бог умер на кресте». Обращаясь к императору Феодосию, Кирилл Александрийский восклицал: «Мы, христолюбивейший император, возвещаем смерть не обыкновенного человека, но вочеловечившегося Бога, страдавшего, как писано, за нас по плоти, живого, как Бога, и пребывающего бесстрастным по Своему естеству»[744].

Бог бесстрастен по естеству, утверждает Кирилл, следуя в этом предшествующим греческим Отцам. Однако, по Своему домостроительству, став человеком, Он вместе с человеческой плотью воспринял и человеческие страдания:

Сам единородный Сын, рожденный от Бога Отца, или Само Слово Его воплотилось и вочеловечилось, страдало, умерло, воскресло из мертвых в третий день. Без сомнения, Слово Божие, по собственному Своему естеству, недоступно страданиям… Но так как Оно сделалось человеком, усвоив Себе плоть от Святой Девы, то… мы утверждаем, что в собственной Своей плоти по человечеству страдал Тот, Кто как Бог выше всякого страдания[745].

Мысль о том, что на кресте страдал не человек обоженный, а Бог воплотившийся, Создатель неба и земли, является лейтмотивом богослужений Страстной седмицы. В антифонах, исполняемых в Православной Церкви в Великую пятницу, встречаются образы и идеи, близкие к поэме Мелитона Сардийского «О Пасхе»:

Днесь висит на древе, Ижена водах землю повесивый:венцем от терния облагается,Иже Ангелов Царь: в ложнуюбагряницу облачается, одеваяйнебо облаки: заушение прият,Иже во Иордане свободивыйАдама: гвоздьми пригвоздисяЖених Церковный: копиемпрободеся Сын Девы…[746].Сегодня на древе виситповесивший землю на водах;Царь ангелов облачаетсяв терновый венец; одевающийнебо облаками одеваетсяв ложную багряницу;освободивший Адама получаетзаушение; Жених Церквиприбивается гвоздями; СынДевы пронзается копием…

Подобно Мелитону, авторы богослужебных текстов Страстной седмицы употребляют теопасхитские выражения, такие как «распятый Бог», «мертвый и нагой Бог», «оскорбляемый Бог», говорят о «Боге таящемся», то есть скрывающем Свое Божество под человеческой природой:

Одеяйся светом, якоризою, наг на суде стояше,и в ланиту ударение приятот рук, ихже созда: безза —коннии же людие на Крестепригвоздиша Господа Сла —вы: тогда завеса церковнаяраздрася, солнце померче,не терпя зрети Бога до —саждаема, Егоже трепещутвсяческая…[747]Одевающийся светом, какризой, нагим стоит на судеи принимает ударение поланите от тех рук, которыесоздал; а беззаконные людипригвоздили ко кресту Господаславы: тогда разодраласьцерковная завеса, померклосолнце, не вынося видетьоскорбляемого Бога, передкоторым всё трепещет…

5. Воины у креста Иисуса

³¹Но так как тогда была пятница, то Иудеи, дабы не оставить тел на кресте в субботу, – ибо та суббота была день великий, – просили Пилата, чтобы перебить у них голени и снять их. ³²Итак пришли воины, и у первого перебили голени, и у другого, распятого с Ним. ³³Но, придя к Иисусу, как увидели Его уже умершим, не перебили у Него голеней, ³⁴но один из воинов копьем пронзил Ему ребра, и тотчас истекла кровь и вода. ³⁵И видевший засвидетельствовал, и истинно свидетельство его; он знает, что говорит истину, дабы вы поверили. ³⁶Ибо сие произошло, да сбудется Писание: кость Его да не сокрушится. ³⁷Также и в другом месте Писание говорит: воззрят на Того, Которого пронзили.

Прежде всего Евангелист говорит о нежелании иудеев оставлять на кресте тела в субботу. Ранее он упоминал о том, как иудеи «не вошли в преторию, чтобы не оскверниться, но чтобы можно было есть пасху» (Ин. 18:28). Теперь же, по его свидетельству, они более всего озабочены тем, чтобы ненужными хлопотами о телах, оставшихся на кресте, не был нарушен их субботний покой. Они хотят, чтобы ничто не омрачало их праздник.

Жуткий обычай перебивать голени у распятых[748], по-видимому, был одним из способов ускорить их смерть, если они висели на кресте слишком долго. Для Евангелиста, однако, тот факт, что у Иисуса не перебили голеней, имеет прежде всего богословское значение. Слова «кость его да не сокрушится» являются почти буквальным цитированием ветхозаветного предписания, касающееся пасхального агнца (Исх. 12:10, 46; Числ. 9:12). В начале четвертого Евангелия Иоанн Креститель указал на Иисуса: «вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» (Ин. 1:29). И в то самое время, когда распявшие Иисуса иудеи готовятся к торжественному вкушению пасхального агнца, истинный Агнец Божий принесен в жертву, и кость Его не сокрушилась. В словах Евангелиста видят также аллюзию на слова псалмопевца о праведнике: «Он хранит все кости его, ни одна из них не сокрушится» (Пс. 33:21).

Вторая цитата заимствована из Книги пророка Захарии, где говорится: «А на дом Давида и на жителей Иерусалима изолью дух благодати и умиления, и они воззрят на Него, Которого пронзили, и будут рыдать о Нем, как рыдают об единородном сыне, и скорбеть, как скорбят о первенце» (Зах. 12:10). Этот пророческий текст Евангелистом и последующей церковной традицией истолкован в мессианском смысле.

Прежде чем снять тело распятого с креста, воины должны были удостовериться, что он умер. Проверить, жив человек или нет, можно было, ударив его копьем. Однако для автора четвертого Евангелия истечение крови и воды из бока Иисуса имеет таинственный богословский смысл. В своем Первом послании он пишет: «Сей есть Иисус Христос, пришедший водою и кровию и Духом, не водою только, но водою и кровию, и Дух свидетельствует о Нем, потому что Дух есть истина» (1 Ин. 5:6). Под водой и кровью здесь может пониматься крещение от Иоанна и пролитие крови на кресте[749]; под Духом – Утешитель, Которого Иисус обещал послать (Ин. 14:16, 26; 15:26; 16:7) и послал Своим ученикам (Ин. 20:22; Деян. 2:4).

В последующей церковной традиции вода и кровь, истекшие из ребра Иисуса, стали трактоваться аллегорически – как указания на два главных церковных таинства: крещение и Евхаристию:

Не без значения и не случайно истекли эти источники, но потому, что из того и другого составлена Церковь. Это знают посвященные в таинства: водою они возрождаются, а кровью и плотью питаются. Так, отсюда получают свое начало таинства; и потому, когда ты приступаешь к страшной чаше, приступай так, как бы ты пил от самого ребра[750].

Для автора четвертого Евангелия важно подчеркнуть, что он – прямой свидетель происходивших событий. Он, вероятно, был одним из двух слышавших, как Иоанн Креститель назвал Иисуса Агнцем Божьим; вместе с Андреем, братом Петра, он тогда последовал за Иисусом и стал Его учеником (Ин. 1:35–40). Он был предполагаемым свидетелем других эпизодов, описанных в четвертом Евангелии, в котором он рассказал то, что видел своими очами, что слышал и что осязал руками (1 Ин. 1:1). На Тайной вечере он возлежал у груди Иисуса (Ин. 13:23), вместе с Матерью Иисуса предстоял у Его креста (Ин. 19:26–27), и теперь становится свидетелем последних минут земной жизни Иисуса, чтобы затем стать свидетелем Его воскресения. Он по праву называет себя этим многозначным словом μάρτης, имевшим для древней Церкви особый смысл: этим словом называли мучеников, которые ценой собственной жизни доказывали свою верность Христу.

6. Погребение

³⁸После сего Иосиф из Аримафеи – ученик Иисуса, но тайный из страха от Иудеев, – просил Пилата, чтобы снять тело Иисуса; и Пилат позволил. Он пошел и снял тело Иисуса. ³⁹Пришел также и Никодим, – приходивший прежде к Иисусу ночью, – и принес состав из смирны и алоя, литр около ста. ⁴⁰Итак они взяли тело Иисуса и обвили его пеленами с благовониями, как обыкновенно погребают Иудеи. ⁴¹На том месте, где Он распят, был сад, и в саду гроб новый, в котором еще никто не был положен. ⁴²Там положили Иисуса ради пятницы Иудейской, потому что гроб был близко.

Об участии Иосифа Аримафейского в погребении Иисуса говорят также Евангелисты-синоптики (Мф. 27:57–61; Мк. 15:42–47; Лк. 23:50–56). Однако только у Иоанна в погребении участвует Никодим, ранее фигурировавший у него в двух эпизодах (Ин. 3:1—21 и 7:50–52).