Глубина

22
18
20
22
24
26
28
30

У Лесли вырвался стон. Он развернулся на каблуках, чтобы оказаться лицом к лицу.

– Ты ведешь себя глупо, Дай. Мы ведь вместе, не так ли? Сейчас я с тобой. Почему тебе важно остальное?

Потому что оно было важно. Всегда было. Даю хотелось поверить Лесу, но…

– С тобой все – афера. Ты говоришь одно, а делаешь другое. Ты сказал мне сегодня, что задумал сделать… А сам вдруг разгуливаешь по первому классу и песенку насвистываешь! В чем дело, а? Кого ты дуришь, Лес? Я что, просто очередная твоя цель?

Лесли хотелось разозлиться, заорать ему в лицо – Дай знал его достаточно хорошо и видел, как дрогнули мышцы под новым модным костюмом, – но каким-то образом сдержал гнев.

– Я нашел аферу получше. Больше. И она в действии прямо сейчас. Вот что я здесь делаю, Дэвид Боуэн. Ты должен научиться мне доверять. Ты говоришь, что я тебе небезразличен, но как, если ты даже мне не доверяешь?

– Ты действительно думаешь, что мне стоит тебе доверять, Лес? – спросил Дай дрогнувшим голосом. Правильный вопрос, на который он не знал ответа.

– Я не могу сказать, что тебе стоит делать, Дай. Наверное, тебе стоит убежать от меня далеко-далеко. Я могу ответить только то, чего я хочу.

Дай затаил дыхание.

– И чего же ты хочешь? – голос прозвучал отрывистым шепотом; ладони Леса легли на его руки.

Лес мягко его толкнул к стене. Его губы оказались у уха Дая.

– Тебя.

Слово дрожью скользнуло вдоль его челюсти, легкое, словно перышко. Губы Леса нашли местечко у самого края челюсти, куда он однажды получил удар такой силы, что три недели не мог есть ничего, кроме бульона. И затем его губы нашли путь к губам Дая.

Голод был почти невыносим. Их тела дрожали от этого голода. В накале страсти они дергали за эти дурацкие галстуки-удавки, за пуговицы. Дай развернул Леса так, что теперь тот прижался к стене. Дай, в конце концов, был сильнее. Всегда был, пусть и не всегда это показывал.

Точно так же, как Лес не всегда показывал то, что показывал сейчас, – обнаженную душу. Их безумную связь; то, как в эти интимные моменты он, казалось, боготворил Дая, боготворил его тело, жаждал его, сливался с ним воедино. То, как у него на глазах выступали слезы. Дай знал, что никто никогда не видел Леса таким. Никто, кроме него. Это был настоящий Лесли Уильямс, и он принадлежал ему, Даю, – по крайней мере, в эти торопливые, жаркие минуты на лестничной клетке. «Он мой», – думал Дай, дергая Лесли за руки, за одежду, цепляя его язык зубами.

Сердце знало, чего хочет. С ним не поспоришь.

Когда все было кончено, Дай прислонился к стене, тяжело дыша, пока Лес приводил одежду в порядок, возвращая себе презентабельный вид. Дай заправил полы рубашки; дыхание никак не хотело выравниваться, все тело горело. Натягивая пиджак, он вдруг услышал цоканье женских туфель по металлическим ступенькам и поднял глаза – как раз вовремя, чтобы понять, что их поймали на горячем.

Глава тридцать вторая

Люси Дафф-Гордон ушла с бала рано. Мероприятие вышло довольно приятным, но чего можно было ожидать на корабле, даже столь превосходном, как «Титаник»? Помещение прекрасно обставили, это да, но официального бального зала здесь не было. Слишком много ковров для танцев. Потолки, пусть и высокие для корабля, оказались слишком низкими, чтобы создать правильную акустику, и оркестр был неполный. Фуршет неплох: чудесные канапе, шампанское сносное, хоть и в пунше. Леди Дафф-Гордон не придиралась нарочно, просто так получалось само собой: деловая женщина всегда искала способы улучшить ситуацию. Она, разумеется, никогда не сказала бы ни слова Джею Брюсу Исмею, председателю «Уайт Стар Лайн», который следил за приготовлениями к вечеру, но итог больше напоминал танцы у деревенского викария, чем настоящий бал.

Космо, впрочем, замечательно проводил время, и поэтому она даже не стала пытаться его увести. Не каждый день ему удавалось почесать языками с такими, как Джон Джейкоб Астор и Бенджамин Гуггенхайм. Общество этих глупых американцев выводило ее из себя. Даже Астор – странная птица. Всегда одетый так причудливо, так эффектно. И женившийся на девушке практически того же возраста, что и его собственные дети. Это был человек без стыда. Люси задевало за живое, что ее супруг так обожал Астора, но, с другой стороны, ее супруг делал множество вещей, в которых она не видела смысла.