Глубина

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ужасный несчастный случай, вот и все.

– Понятно, – мягко отозвался Стед. – Мистер Флетчер. Живые часто становятся для мертвых якорем. Временами, когда чувства к усопшему очень, очень сильны, они привязывают его к нам. Не позволяют уйти в мир иной. Ваша любовь к этой мертвой женщине, кем бы она ни была, может удерживать ее здесь, с вами, на земле. Даже на этом корабле. Вы не думали?

Наблюдая, как Марк переваривает услышанное, Стед снова вспомнил Элизу Армстронг. Тоненькая юная фигурка в постели и его собственное смятение терзали его до сих пор.

Марк с хлопком встряхнул салфетку, расстелил ее на коленях.

– Нет, не думал, потому что не верю в эту чушь и буду благодарен, если вы больше не будете поднимать эту тему, – произнес он, когда снова подошел официант.

Стед прикусил язык. И не стал высказывать мысль, которая промелькнула у него в тот момент: что гнев Кэролайн Флетчер на супруга вполне оправдан. Стед просто поднялся из-за стола, отодвинув салфетку в сторону.

– Посмотритесь в зеркало при случае – долгим, пристальным взглядом. Очевидно, есть нечто, что гложет вашу совесть, и вы должны разобраться с этим прежде, чем оно поглотит вашу жизнь – и ваш брак.

И ушел, не оглядываясь, по коридорам, бурлящим суетой. Неведение, повсюду неведение и равнодушие, думал Стед. Люди в опасности, это ясно как божий день любому, что найдет время присмотреться, но все эти легкомысленные глупцы способны говорить лишь о капитанском бале. Стед слышал звон – пассажиры по всему кораблю вызывали персонал: звон тщеславия, высокий и пронзительный, как миллион колокольчиков на яростном ветру.

Глава двадцать седьмая

10 апреля 1912 г. 21:15

Внесено в журнал доктора Элис Лидер

Строго конфиденциально

Пациент: Энни Хеббли

Возраст: 18 лет

Я отдыхала в своей каюте, когда ко мне вдруг обратилась стюардесса по имени Энни Хеббли. Она выглядела измученной, так как весь день провела на ногах: колокольчики вызова прислуги звонили без остановки, поскольку дамы первого класса готовились к вечернему капитанскому балу. Не могу сказать, что этот бал сколько-нибудь интересует меня, поэтому я коротала время за чтением, когда она вошла, спотыкаясь, взволнованная, с безумным взором.

Есть в ней нечто странное. Она напоминает мне служанок из низшего класса и работниц фабрик, с которыми я работала в психиатрической лечебнице Уиллард. Похоже, что у ребенка, вверенного ей на попечение, появились длинные красные рубцы, похожие на царапины, что стюардессу и напугало. Возможно, девочка поцарапала сама себя. У младенцев, как известно, иногда такое случается, сказала я ей. Затем мисс Хеббли перешла к сути дела: поговаривали, что подобный феномен случился и с погибшим мальчиком-слугой. Она боялась, что на корабле происходит нечто необъяснимое. Глаза мисс Хеббли горели лихорадочным огнем, как у многих моих пациентов. Она явно не спала.

Я продолжила расспрашивать насчет слухов, которые она якобы слышала, и, разумеется, не получила иного ответа, кроме как бессмысленного бормотания о Мадлен Астор. Моя цель состояла в том, чтобы бросить вызов разыгравшейся в ее сознании паранойе. На данный момент я просто предупредила стюардессу, чтобы она не распространяла слухи о болезни на корабле. Люди могут удариться в панику.

Как бы то ни было, у меня есть подозрения, что и миссис Астор, и стюардесса Хеббли страдают от легкой истерии. Я не понаслышке знаю, как легко такие состояния развиваются в замкнутом пространстве, где почти не на что отвлечься. Кто-то высказывает беспокойство, и вскоре оно уже у всех на устах. Паранойя сама по себе является своего рода заразой. Люди к ней предрасположены. Я долгое время считала, что это поведение, усвоенное нами от предков, – защитный механизм. Осторожные люди живут дольше, чем неосторожные.

Я уже встречала подобные случаи в лечебницах. Есть много причин, по которым женщины впадают в истерию, и пусть сами женщины временами пытаются скрыть их за рассказами о явлении ангелов, демонов или (как теперь популярно) мертвых, чаще всего это некая постыдная тайна, что обратила их разум против них же. Все мы, мужчины и женщины, есть порождения желаний, как хороших, так и плохих. Однако все имеет свою цену, и ценой потворства тому, что для нас плохо, часто становится вина, а слишком большая вина приводит к болезни разума. Мы отравили свою совесть, а то, что было отравлено, однажды потребует лечения – или сгниет.

Но эта стюардесса, мисс Хеббли… Думаю, она беспокоится, что с ней что-то не так. Она не признается, однако я заметила, как дрогнули ее губы и затрепетали веки, когда я сказала, что беспокойный ум никогда не осознает собственной беды – такова горькая правда безумия. Многие безумцы не понимают, что они не в порядке. Я не могу догадаться, на чем основываются ее предположения. Глядя в эти испуганные, затравленные глаза, я и сама была готова уверовать в демонов и духов.