Макорин жених

— Вон стоит в углу под рогожками, только место занимает. Надо, так добывай.

Ваську Белого на мякине не проведешь. Он делает суровое лицо и говорит сердито:

— Ты шутки не шути, кладовщик. Сам председатель приказал, чтобы из склада вынесли и на сани поставили. Я, конечно, тоже помогу.

Кладовщик видит, делать нечего, приходится подчиняться. Человек строгий, не было бы худо. Кликнул грузчиков. С трудом вытащили пианино из груды мусора, взгромоздили на сани.

— Спасибо, хороший человек. Доложу директору, премию получишь, — обрадовал Васька кладовщика и уехал.

Об исчезнувшем пианино вспомнили в конце года, во время инвентаризации склада. Кладовщик только хлопал глазами.

— Приказ председателя был, я и отдал…

Шуму и канители этот случай навел немало. Но шум улегся, кооператоры удовлетворились перечислением стоимости, а пианино осталось в Сузёмском клубе. И когда Васька Белый слышал приятные звуки музыки, он расплывался в улыбке.

— Чуете? На моем ящике играют, на консервном, ишь, как усладительно…

Глава третья

ВЕТЕРОК В ГЛАЗА

1

Война шла к концу. Повеселели лица людей. Невзгоды и тяготы военной поры переносились легче. Синяков сменил свою фронтовую шинелишку на добротную овчинную бекешу, и лесорубы шутили, что нынче он хоть стал похож на начальника, а то ходил замурзанный, помятый, самый последний рядовой, и подчиняться-то такому не хотелось. Лесу стране стало требоваться теперь все больше и больше, задания из квартала в квартал прибавляли, и спокойного дня у Синякова не было. Приходилось требовать и требовать увеличения количества людей. Ведь в делянках преобладал ручной труд, вывозили лес преимущественно на лошадях да на истрепанных, чудом не рассыпающихся в ухабах газогенераторных машинах. Синяков, было, пытался заняться техникой — электропилами, тракторами, автомобилями, — да ничего у него не вышло: без квалификации за технику браться пустое дело, а где их взять, квалифицированных механизаторов? Дедушкина пила надежнее, любой подросток ее дергать умеет, а не умеет, так за день научится. Лошадка не подведет, запасных частей не требует, возит-возит лесок и благополучно обходится без текущего ремонта. Поэтому больше людей, больше лошадей — план будет. Эта простая истина сама собой внедрилась в сознание и заставляла Синякова неотступно звонить по телефону в сельсоветы, в райисполком, в леспромхоз. И он звонил, требуя людей, людей, людей. Председатель райисполкома оборонялся от его настояний шуткой:

— Да ты, Синяков, оборудуй инкубатор там у себя в Сузёме, выпаривай лесорубов, сколько тебе потребно, а у нас инкубатора нет. Учти.

Впрочем, председателева шутка мало действовала на Синякова, он был верен себе. И то сказать, привычка — не старая рубаха, ее легко не сбросишь с плеча. Новой техники начальник попросту боялся. Лесорубы подтрунивали над ним: «Для нашего Синякова аншпуг[31] — первейший механизм».

2

И Миша и особенно Владик были очень довольны детским садом. Никогда они за всю свою короткую жизнь не ели так сытно и вкусно, как в садике, никогда они не видали столько игрушек и таких красивых, как тут. Детям военной поры, им все это казалось верхом роскоши, и они наперебой каждый день рассказывали маме о новых играх, которым научились в садике, о новых игрушках, которые сами мастерили из обрезков бумаги, из палочек и дощечек, о новых передничках, красивых-красивых, которые надели вчера на всех ребятишек перед обедом. А Владик, тот все гордился тем, что над вешалкой для его пальтишка наклеена картинка, а на картинке маленькая птичка, и она называется весело колибри.

Вера Никитишна украдкой смахивала слезу, слушая щебет своих несмышленышей. Пусть радуются, пусть дольше не знают, что они сироты, сыновья погибшего на войне солдата. Работала она не жалея сил, не убегая от самого тяжелого труда. Еще молодая, она выглядела старше своих лет: лицо огрубело от морозного ветра, а что касается фигуры, то в лесорубческой одежде какая уж фигура у женщины. Да и не думала об этих вещах Вера Никитишна. Ушла безвозвратно, казалось ей, та пора, когда хотелось глянуть в зеркало, поправить волосы, улыбнуться своей красоте.

— Где тут мужики Михайло и Владимир живут? — раздался хрипловатый голос, и в дверях показались длинные усы дяди Феди. Ребята, один другого шустрее, кинулись навстречу.

— Привет, лесорубы, привет…

Чинно, по-мужски поздоровались, заложили руки за спину и стали ждать. Федор Иванович не заставил малышей томиться, из карманов бекеши он выгреб на стол ворох орехов.

— Уплетайте, приятели. Не хватит, так еще добавлю…