— Ты чего уставилась-то, ровно корова на новый тарантас? Невесть какой я патрет…
— Да мне показалось, занемог ты, Егорушко…
— Чего сдеется! Вишь, вот и поправился.
Он пошарил на лавке за столом кепку, натянул ее и вышел из избы. Параня посмотрела в окно, куда он направился. К племяннику, к Митяшке…
Митя сидел в горнице за книгами. Он не расслышал дядиных шагов. Егор кашлянул. Митя оглянулся и не очень радушно кивнул дяде. С ним он после памятного разговора перед свадьбой избегал встречаться. Митя сказал, что отца дома нет, и повернулся к книге. Но дядя не уходил, стоял за спиной и пыхтел.
— Митяш, я ведь к тебе…
Племянник неохотно поднял голову от книги.
— Я к тебе, — продолжал твердить Егор. — Вишь ты, незадача какая получается…
Большой, могучий, он неловко опустился на табурет, мял в огромных руках выцветшую кепку.
— Стряслось что-нибудь? — встревоженно спросил Митя.
— Не стряслось, да, видать, стрясется… Чует душа… Вчера псаломщик пьяный болтал. Не знаю, сказывать ли тебе…
Митя ощетинился.
— Не знаешь, так и не надо. Я не тяну за язык.
— Да ты не серчай. Я к тебе, видишь ли, за помощью пришел…
— Что ж помогать, в самом силы на десятерых, — усмехнулся Митя.
— Сила что, — развел руками Егор. — Она, сила-то, вроде и есть, да пустая. Надо, чтобы еще тут варило.
— Так выкладывай, что у тебя, — сдался Митя.
И дядя подробно рассказал о вчерашней попойке.
— Ты скажи мне напрямик: прижмут нас?
— Вас? — переспросил Митя. — Кулаков прижмут, это факт. Эксплуататорам будет конец, это истина. А ежели ты себя к ним относишь, то и тебе, стало быть, несдобровать.