Макорин жених

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вонмем! — рявкнул он и единым духом выплеснул содержимое из бутылки в горло. Остальные не заставили себя ждать. Выпив, стали закусывать кто чем. Харлам, как сморщился после глотка, так и сидел, ждал, глядя на свою братию. Никто не предложил закуски. Тогда он провел рукавом по губам вправо и влево и крякнул.

— Эх, нету такого Христа, как в Канне Галилейской…

Пропустив по одной, собутыльники ждали по второй, но псаломщик не спешил. Он смотрел на кожевников стеклянными глазами филина, в них отражалась зеленая лампадка. Бережному от этого взгляда стало не по себе. Он отвернулся.

— Ничего вы, братие, не знаете, а вас решено ликвидировать как класс, — произнес ровным голосом Леденцов и вдруг взъелся. — Чего сидите, как статуи! Вам говорю: последние деньки доживаете.

Кожевники сначала не могли понять, всерьез он это говорит или валяет дурака. Первым забеспокоился Ефим Маркович.

— Ты, Харлам, уж не лишнее ли перехватил? — ласково спросил он.

— Может, малость и так, — согласился псаломщик. — Тут, милый, без бутылки не разберешься…

Он поставил бутылку на середину стола, придвинулся и наклонился к Ефиму Марковичу так, что почти задел усиками Ефимово ухо, стал говорить гулким шепотом, слышным на всю избу.

— В сельсовете был сегодня. Слышал, про вас толковали. Мол, каюк им скоро придет. Налогом придушить хотят. Да и твердые задания пропишут. А потом…

Он сделал выразительный жест, прижав ноготь к столешнице.

— Поняли, чада мои? Поняли, так давайте по этому поводу выпьем.

Ефим Маркович беспокойно ерзал на лавке. Его белесые глазки совсем разошлись: один глядел на псаломщика, а другой на Бережного.

— Да мы что? Мы же ничего, мы труженики…

Псаломщик захохотал так раскатисто, что с потолка тонкой струйкой посыпался песок.

2

Наутро Егор встал с тяжелой головой. Скребок валился из рук. Он бросил его, сел на груду кож, свернул толстенную цигарку. Но затянувшись раза два, кинул ее, наступил сапогом. Вышел на чистый воздух, зашагал в гору, к дому. Ефим Маркович удивился неожиданному уходу Егора. Выглянул из дверей сарая, крикнул:

— Ты куда, Егор?

Егор не ответил. Придя домой, он не знал, за что взяться. Постругал черенок для граблей, отложил. Принялся вить веревки — пряди никак не шли ровно, скручивались петлями да узлами. Взял топор, вышел поправлять ворота у санника, чуть не посек ногу, почти насквозь просадил носок у сапога. Плюнул, вернулся в избу и забрался на полати. Параня почувствовала, что муж не в себе, молча наблюдала, как он мается, а спросить не смела. Не очень он ласков с ней, не открывает души.

— Ты бы хоть поел, Егор, — сказала она, осторожно косясь на полати. — Рано заваливаешься. Здоров ли?

— Как бык, — ответил Егор, но с полатей слез, почесался. — Принеси-ко капусты да рассольцу побольше…

Параня многозначительно поджала губы, ходко побежала в погреб. Принесла целое блюдо капусты. Свежезасоленная, она душисто пахла и похрустывала на зубах. Но поел Егор немного. Зато он с жадностью выпил весь рассол через край. Стало легче. Шутя подтолкнул жену в бок.