Дни в Бирме

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ты в курсе, кто будет на собрании? – сказал Флори, когда буфетчик принес виски и теплую содовую.

– Вся толпа, полагаю. Лэкерстин три дня, как вернулся из лагеря. Боже правый, человек пожил на полную подальше от супруги! Мой инспектор мне докладывал, что творилось в его лагере. Девок пруд пруди. Наверно, специально доставлял из Чаутады. Ох же влетит ему, когда его старушка увидит счет из клуба. Одиннадцать бутылок виски в лагерь ушло за пару недель.

– Молодой Верралл придет?

– Нет, он только временный член. Да он и так-то не рвался, пострел. И Максвелла не будет. Говорит, не может пока лагерь оставить. Прислал записку, чтобы Эллис говорил за него, если будет какое голосование. Только я не думаю, что будет о чем голосовать, – добавил он, покосившись на Флори.

Оба они вспомнили свою недавнюю ссору из-за этого.

– Полагаю, это решит Макгрегор.

– Я что хочу сказать: Макгрегор бросил же эту ахинею с принятием туземца, а? Не тот сейчас момент. После мятежа и всего такого.

– Кстати, что там с мятежом? – сказал Флори. – Есть какие новости? Предпримут они другую попытку, как думаешь?

Он предвидел неизбежные препирательства по поводу принятия в клуб доктора и хотел, по возможности, оттянуть их.

– Нет. Все кончено, боюсь. Сдулись – как есть, бздуны. Во всей округе тишь да гладь, как в женской, млять, гимназии. Вот невезуха.

У Флори екнуло сердце. Он услышал голос Элизабет за стеной. И тут же вошли мистер Макгрегор, Эллис и мистер Лэкерстин. Весь клуб был в сборе – женщины к голосованию не допускались. Мистер Макгрегор уже облачился в шелковый костюм и держал под мышкой приходно-расходные книги клуба. Он умудрялся придать официальный тон даже такому пустяковому событию, как собрание клуба.

– Раз мы все, похоже, уже собрались, – сказал он после обычных приветствий, – не перейдем ли мы… э… к нашим обязанностям?

– Веди, Макдуф, – сказал Вестфилд, садясь.

– Кто-нибудь, позовите буфетчика Христа ради, – сказал мистер Лэкерстин. – Не смею, чтобы супруга услышала, как я зову его.

– Перед тем как перейти к повестке дня, – сказал мистер Макгрегор, отказавшись от выпивки и подождав, пока выпьют остальные, – я полагаю, вы захотите, чтобы я прошелся по отчетам за истекшее полугодие?

Они не особенно этого хотели, но мистер Макгрегор, обожавший подобные процедуры, пробежался по отчетам с большой основательностью. Мысли Флори были далеко. Он понимал, что с минуты на минуту разразится скандал, просто дьявольский скандал! Они будут в бешенстве, когда услышат, что он, несмотря ни на что, предлагает доктора. А в соседней комнате была Элизабет. Только бы она не услышала шума, когда начнется свара. Иначе она станет еще больше презирать его, увидев, что он настроил всех против себя. Увидится ли он с ней вечером? Станет ли она говорить с ним? Он взглянул на реку, сверкавшую на солнце за четверть мили от клуба. На дальнем берегу несколько человек – на одном из них был зеленый гаун-баун – ждали у сампана. В воде, у ближнего берега, громоздкая индийская баржа отчаянно боролась против встречного течения. Десять гребцов, изможденных дравидов, дружно налегали на длинные примитивные весла, с лопастями в форме сердца. Напрягая свои жилистые тела, похожие на черную резину, они мучительно выгибались назад, словно корчась в агонии, и тяжелая посудина продвигалась на ярд-другой. Затем гребцы, тяжело дыша, бросались вперед, снова погружая весла в воду, пока течение не отнесло баржу назад.

– А теперь, – сказал мистер Макгрегор торжественным тоном, – мы подходим к главному пункту нашей повестки. То есть, понятное дело, к этому… э… неприятному вопросу, который, боюсь, нам надо решить, принятия в этот клуб туземного члена. Когда мы обсуждали этот вопрос в прошлый раз…

– Какого черта! – воскликнул Эллис, вскочив на ноги. – Какого черта! Не станем же мы затевать это снова? Вести речи о принятии в этот клуб чертова ниггера после всего, что случилось! Боже правый, я думал, даже Флори уже бросил эту затею!

– Наш друг Эллис, похоже, удивлен. Этот вопрос, я полагаю, уже обсуждался ранее.

– Надо думать, еще как, черт возьми, обсуждался! И мы все сказали, что мы думаем об этом. Боже правый…