— Почему подсолнухи? — не удержался Кречетов.
— Ну как же! — воскликнул художник, поддавая кистью желтизны. — Разве вы не видите внутреннего света, озаряющего это здание?! Именно — подсолнух! Подсолнух, который тянется из глубины, из мрака веков, сквозь войны и революции, к сияющему свету небес. У всякого предмета, у всякой вещи есть свой внутренний смысл, своя ассоциация. Настоящий художник должен понять его, выстрадать и выплеснуть из себя на холст.
Кречетов снова покосился на особняк, но внутреннего смысла, хотя бы отдалённо напоминающего подсолнух, не уловил.
— А вы, должно быть, следователь? Насчёт убийства? — спросил живописец, нанося очередной точный мазок.
— Что, так заметно?
— Знаете, у нас с вами похожие профессии.
— Неужели?
— Вы тоже пытаетесь найти в людях и событиях внутренний скрытый смысл. Только вытаскивать на свет божий вам приходится всё больше мерзкое и тёмное. Оттого и аура у вас яркая, но однотонная.
— Вот как? — усмехнулся Кречетов, немного уязвлённый своей однотонностью. — А какая же аура у вас?
— Представьте, я тоже однотонен, — признался художник. — Утешает лишь название цвета: «бёдра разбуженной нимфы». Да, да, представьте себе, есть и такой. Что-то близкое к беж и слоновой кости. А вот, скажем, у Аркаши Апашина, вон он, в своём дурацком халате, — художник ткнул кистью в фигурку, согнувшуюся за соседним мольбертом. — Вот у него в ауре сплошной ультрафиолет.
— Это почему же?
— Гений, — просто ответил живописец. — Исписавшийся, испившийся, но всё-таки гений.
Кречетов более внимательно взглянул на обладателя ультрафиолета. Голова гения была обмотана бинтом, и сияния над ней не наблюдалось.
— Чем это его так? — спросил Кречетов.
— Битой городошной, — неохотно пояснил живописец. — Поспорили мы с Аркашей насчёт картины, ну той, что француз привёз. Вы её, должно быть, видели: в фойе на стене висит.
— Уже не висит, — сказал Кречетов. — Украли её.
Кречетов внимательно посмотрел на художника, пытаясь определить, какую реакцию вызовет эта новость. Кисть в руке живописца замерла, и он с искренним непониманием уставился на говорящего.
— Господи, кому эта мазня понадобилась?
— Мазня?
— Именно так, — подтвердил художник. — Пруд, травка и две берёзки. Такое любая школьница намалюет.
ebooksa