Золотая дева,

22
18
20
22
24
26
28
30

После второй отсидки обиженный на отечество Пётр Канарский выехал за границу. Возвращался в Россию лишь изредка, когда наклёвывалось что-то серьёзное.

Дельце, ради которого он решился посетить Питер в этот раз, обещало быть вкусным. Шутка ли, десять царских империалов! Да ради одной такой монеты следовало пересечь границу. Тем более, что от Финляндии, где он обретался в последние годы, до Питера было рукой подать.

«Интересно, где это Ися Гройсман откопал такое богатство? По словам этого выжиги, империалы — двадцатипятирублёвики 1896 года. Их выпущено было всего-то сто семьдесят пять штук. Музеи и частные коллекционеры на аукционах за такие раритеты глотки друг другу рвут. А тут сразу десяток! Не иначе старинный клад», — примерно так размышлял Канарский, ступая с борта парома «Принцесса Анастасия» на гранит Санкт-Петербурга. Впрочем, на гранит отчизны сошёл вовсе не Пётр Канарский, а гражданин Финляндии Юхон Мякинен. Импозантный финн, немного полноватый, уже не молодой, но вовсе ещё не старый, не обременённый никаким багажом, прошёлся вдоль набережной, с удовольствием вдыхая душный июньский воздух. «Что ни говори, а дым отечества, действительно, сладок», — подумал фальшивый Мякинен, останавливаясь, чтобы взять такси.

Сев в подъехавшую машину, Канарский бросил шофёру:

— В «Старое зеркало», милейший.

Пётр Канарский предпочитал этот отель остальным по двум основным причинам: отель был обустроен в старинном доме на Невском без излишней современной ажитации и, что немаловажно, в нём редко селились финны. К своим новым соотечественникам Канарский относился без особых родственных чувств.

Такси весело покатило в сторону центра. За окном замелькали милые сердцу питерские улицы, и Пётр Канарский вглядывался в их величавые черты с сыновней чувственностью. Но если бы блудный сын обернулся, то, наверное, заметил бы, что в сотне метрах позади такси пристроился неприметный седан.

Питерские сыщики, сев на «хвост» гражданину Канарскому, плотно вели его до отеля.

2

Питерские коллеги забронировали для Антона номер в том же отеле, где поселился и Пётр Канарский. Косте пришлось довольствоваться хостелом в двух кварталах от «Старого зеркала», но он, казалось, был счастлив и этим. Питер восхитил парня, и он, как только заселился в крохотную комнатку, отправился бродить по набережным Невы.

Антона в номере ожидали. Курчавый юноша с внешностью рэпера пружинисто поднялся с дивана. Если бы Антон не ожидал этой встречи, он бы подумал, что в номер забрался вор.

— Добро пожаловать в Питер, товарищ капитан, — произнёс юноша, широко улыбаясь и пританцовывая на месте. Если бы юноша добавил «йо!» и воздел к потолку средний палец, как это заведено в рэперской среде, Антон вряд ли бы удивился.

— Вас в школе милиции учили так одеваться? — поинтересовался Антон, кивая на болтающуюся на худых плечах парня чёрную футболку с оскаленным черепом и рваные на коленях джинсы.

— Это, типа, для маскировки, — ещё шире улыбнулся парень. — А так, по жизни, я лейтенант. Лейтенант Болтухин. Погоняло: Болт.

— А как твоё имя, лейтенант? Чисто по жизни?

— Имя у меня простое, беспонтовое: Кирилл, — представился лейтенант, всё так же лучезарно улыбаясь.

— А меня зовут Антон Васильевич, — Кречетов протянул руку.

— Да я, в теме, кэп, — лейтенант крепко и надёжно пожал протянутую ему руку.

Антон сделал приглашающий жест, и они присели на край дивана.

— Какие новости о Канарском? — спросил Антон, переходя к сути дела.