Убить Пифагора

22
18
20
22
24
26
28
30

Удары повторились.

Он вскочил так порывисто, что хрустнули суставы и на лице его изобразилась гримаса боли. Потер колено, затем медленно подошел к двери. За ней стоял один из его учеников, держа что-то в руке.

— Учитель Аристомах, получено послание для тебя.

Аристомах брезгливо протянул руку. Это был холщовый сверток, перевязанный веревкой. Снаружи не было никаких внешних знаков, указывающих на его происхождение.

— Не знаешь, кто его прислал?

— Нет, учитель. Я спросил у гонца, но, похоже, его передали анонимно.

Аристомах с подозрением посмотрел на сверток, пытаясь угадать его содержимое.

— Спасибо, — пробормотал он, закрывая дверь.

Положил сверток на стол и разрезал веревку.

Развернув ткань, он увидел сложенный пополам пергамент. Некоторое время он рассматривал его, не прикасаясь. Внезапно ему показалось, что температура в комнате упала на несколько градусов и за его спиной кто-то стоит. Он быстро оглянулся через плечо.

Нет, кроме него, в комнате никого не было.

«Это всего лишь пергамент», — упрекнул он себя.

Первое, что он увидел, разворачивая свиток, был пентакль. Символ, использовавшийся пифагорейцами для приветствия и опознания своих, успокоил Аристомаха. А он-то думал…

Но что это? Пентакль перевернут и обращен острием к тексту. Дыхание Аристомаха ускорилось, он начал читать, а руки мелко задрожали:

«Брат Аристомах, я рад снова приветствовать тебя».

Его пронзила уверенность в том, что письмо принадлежит человеку в маске, мало того, он с ним знаком. Взгляд затуманился, и ему пришлось схватиться за край стола. Его разум кипел, лихорадочно отыскивая воспоминания об этом человеке: это был некто, с кем он вел сердечные разговоры и чье могущество в ту пору еще не раскрылось с той силой, которая проявилась позже. Это был кто-то…

Он заставил себя продолжить чтение:

«Наверняка тебе интересно, сколько действий нужно сделать в моей процедуре приближения к корню из двух».

Аристомах заглушил крик и уронил пергамент, словно тот обжег ему руку. Он слышал, как смех прокатился эхом, и заозирался по сторонам. Во имя Пифагора и Аполлона, как могло в письме говориться о том, о чем он думал в момент его получения? Он вскочил со стула и прошелся от стены к стене, зубы его отбивали дробь.

«Больше не буду читать», — решил он.