Чулымские повести

22
18
20
22
24
26
28
30

— А вечером у нас так… Сядем к окошечку, кулачок под румяну щечку и будем ждать молодого царевича на белом коне…

— Так уж и на белом. А если тот царевич пешочком. С веником для отгона комаров…

— Сойдет по нашим местам!

За улыбками, за пустыми словечками они прятали то большое, о чем не говорят влюбленные сразу.

— Приходи сегодня к Чулыму, Аннушка.

Она прикрыла длинными ресницами свои счастливые глаза. И еще по улыбке на губах Алексей понял: она согласна.

— Точно придешь?

— Я не Любка Показаньева, словом-то попусту не кидаюсь…

Уже успокоенный, довольный, Алексей быстро прибил плакат и спрыгнул с лестницы на землю, готовый хоть сейчас сказать девушке все то, чего еще никому не говорил.

Он не успел. Между ним и Аннушкой — уж точно как из-под земли вырос Кузьма Секачев.

— Таки спелись… Уж и днем у них сбеганья, уж и засветло не разлей их водой…

Заросшее плотной бородой лицо Кузьмы Андреевича мелко тряслось. Старик горячо, с перехватами задышал в лицо Аннушке.

— А ну, вертай домой!

— Дядя Кузьма, зачем вы так?!

— Не встревай… Цыц, ведьмино отродье!

Костистый, стянутый синими набрякшими жилами кулак старика взмыл над Алексеем.

Секачев сдержался. Так, постращать только руку поднял, себя перед дочерью утвердить… Разжал побелевшие пальцы, цепко схватил ими Аннушку, толкнул.

— Да-амой!

Дом справа, дом слева…

А у тех домов окна-глаза. Черные, жадные — долгие годы глядят они на улицу, на мир, глядят по-разному…