Пока лошадь следовала знакомой дорогой, а Макрон погрузился в свои мысли, у него возникло искушение закрыть ноющие глаза, чтобы дать им отдохнуть.
- Немколько мгновений, - пробормотал он про себя.
Его тяжелые веки опустились, и теплое утешение охватило его, пока его мысли бесцельно блуждали. Он почувствовал, что его качает, и проснулся как раз вовремя, чтобы не выпасть из седла. Затем он проснулся окончательно, проклиная себя за самый страшный грех, в котором только может быть виновен солдат, - заснуть на посту. Но даже когда он дал безмолвную клятву не спать, он почувствовал, как ужасная усталость снова овладевает им.
Наконец он больше не мог этого выносить. Спешившись и перейдя на обочину, он нагнулся и зачерпнул пригоршню снега, растирая им лицо. Ледяной холод, казалось, обжигал его кожу, хотя и оживлял его мысли, и он приложил вторую горсть. Почувствовав себя лучше и бодрее, он понял, что должен найти способ остановить подкрадывающуюся к нему усталость, поэтому решил идти рядом с лошадью, держа ее за поводья. Так он мог хотя бы на какое-то время сдержать свинцовое истощение. Он заставил себя думать о каждом шаге, считая каждый шаг, пока вел лошадь в лютый ночной холод. Время от времени он забывал, до какого числа он дошел, и ему приходилось начинать заново. Ему было трудно удерживать мысли сосредоточенными, и он свободно блуждал между мыслями о беспокойстве по поводу причины внезапного отъезда Петронеллы в Лондиниум.
Через несколько часов после того, как он отправился в путь, поднялся холодный ветер. Пока он стонал и задувал сквозь голые ветви деревьев, растущих вдоль дороги, Макрону казалось, что он время от времени слышит голоса, и он останавливался, чтобы посмотреть, не преследует ли кто его. Но ничего, конечно, не было. Кто еще был бы достаточно сумасшедшим, чтобы быть за порогом теплого дома ночью в разгар зимы? По мере того, как ветер усиливался, тучи сомкнулись над головой и закрыли звезды и луну, а легкие порошкообразные кристаллы падали с неба и летели ему прямо в лицо, пока он брел рядом с лошадью. Хотя было холодно, постоянное движение согревало его тело, а регулярная смена поводьев между руками, чтобы он мог поочередно греть их под мышкой, не давала замерзнуть пальцам.
В какой-то момент он прошел на расстоянии слышимости от фермы и остановился, искушенный идеей найти убежище до рассвета. Однако у любого, кого ночью разбудил бы незнакомец, могло возникнуть искушение сначала ударить его копьем, а потом уже задавать вопросы, особенно в свете неприятностей, вызванных нападением на сборщика налогов. Так что он поплелся дальше, борясь с желанием остановиться и уснуть.
Когда рассвело, он остановился. Насыпав немного овса в кормушку лошади, он оставил ее подкрепиться, а сам взобрался на вершину пригорка у дороги. С гребня он прищурился на ветру и увидел горстку ферм и пару вилл вдалеке, но ничего узнаваемого, что помогло бы ему оценить, как далеко он проехал. Он вернулся к лошади, положил мешок с кормом на место в корзине и с натужным стоном снова забрался в седло.
- Давай, скотина. У нас впереди последний рывок.
Он пустил животное галопом и держался середины пути по едва заметным контурам дороги. С восходом солнца ветер стал стихать, и пушистые ленты облаков неслись по чистому небу. Там, где облака были особенно густыми, последовали короткие шквалы снега, но когда солнце вышло, Макрон уже грелся в робких лучиках тепла, которые оно излучало, и начал чувствовать себя бодрее.
Он ехал ровным шагом и добрался до промежуточной станции имперской курьерской службы незадолго до полудня. Подобно многим подобным местам в различных захолустьях Империи, она представляла собой придорожную гостиницу с небольшим двором сзади для нужд службы. Макрон соскользнул со своего коня и предъявил пластину на цепочке на шее, требуя горячего обеда, выпивки и посадки на новую лошадь. В конюшне была еще только одна лошадь, гнедая кобыла, которая выглядела хуже его первоначальной, но, по крайней мере, была свежей. Макрон торопливо проглотил немного похлебки, а трактирщик, управлявший промежуточной станцией, занялся седланием и провизией для кобылы.
Он приказал трактирщику разбудить его через пару часов, затем свернулся калачиком и заснул перед огнем. Он пошевелился, как только человек коснулся его плеча, и с трудом поднялся, прежде чем выйти наружу, чтобы сесть на свою свежую лошадь. Вскоре он снова был в пути, с полным желудком и обогретым телом у жаровни гостиницы. Хотя кобыла сначала была немного пугливой, вскоре она перешла на размеренную рысь, километр за километром. Прохождение колесного транспорта, а также множества копыт уплотнили снег и четко обозначили маршрут. Идти было легко, и кобыла оказалась гораздо более выносливой, чем ожидал Макрон.
С приближением сумерек дорога шла по невысокому гребню несколько километров. Далеко на западе Макрон увидел, как предвечернее солнце золотило широкую ленту реки и узор узких каналов, впадающих в нее. Он был уверен, что это река Тамесис, на берегах которой был построен быстро растущий город Лондиниум. Значит, не так уж и далеко, подбодрил он себя.
Солнце уже садилось, заливая западный горизонт золотой полосой, которая постепенно превращалась в огненно-красную, а затем в бархатно-фиолетовую полоску, которая украсила бы лучшую из тог императора. Наступление сумерек заставило его замедлить шаг, и только поздно ночью он достиг еще одного пологого хребта и увидел Лондиниум в нескольких километрах впереди, очерченный мерцанием факелов и другими огнями, зажженными для тепла и освещения на густонаселенных улицах быстрорасширяющегося города.
Он проехал по дороге вдоль окраины города, туда, где виднелась штаб-квартира наместника, возвышаясь над окружающими зданиями. Макрон предъявил свою табличку у ворот, ведущих на территорию, прежде чем спешиться и войти на открытую площадку перед основным строением. Передав своего скакуна одному из местных конюхов, он передал доклад, составленный Рамирием, одному из писцов, и сразу же ушел, чтобы отправиться к «
Улицы были темны, время от времени освещались лужами света от дешевых сальных свечей, которые все еще горели, бросая слабый свет на вывески гостиниц. Закутанные фигуры и небольшие группы людей все еще были где-то далеко, и Макрон осторожно смотрел на них, когда они проходили мимо. В отсутствие местных правоохранительных органов, подобных городским когортам Рима, мало что могло сдержать грабителей и небольшие банды ворья, кроме бдительного глаза и хорошего меча.
Подойдя к перекрестку, где располагалась гостиница, он замедлил ход и внимательно оглядел улицы по обеим сторонам, но не было никаких признаков того, что кто-то охранял это место. Проскользнув в узкий переулок между двумя магазинами, он пробрался во двор позади гостиницы и, приоткрыв ворота, остановился, чтобы прислушаться. Со стороны, откуда он только что пришел, послышался шум, когда свинья начала визжать, а затем все резко прекратилось. Он подождал еще немного, но из трактира не доносилось ни звука, и он подкрался к задней двери, сжимая правой рукой рукоять меча. Несмотря на прежнюю усталость, его разум был ясным, а чувства напряженными, чтобы уловить любой звук, движение или даже запах, которые могли предвещать опасность.
Попробовав защелку, ему удалось немного приподнять ее, прежде чем она издала тихий писк и больше не двигалась. Он усилил давление, но она явно была зажата изнутри.
- Дерьмо, - тихо прошептал он и на мгновение стиснул зубы, прежде чем признать, что у него нет другого выбора, кроме как объявить о своем присутствии тому, кто находится внутри. Подняв руку, он трижды легонько постучал костяшками пальцев в дверь, затем стал ждать ответа. Его сердце забилось быстрее, и он почувствовал, как напряглись мышцы конечностей, готовые действовать. Внутри не было ответа, и он снова постучал, на этот раз громче. Он услышал слабое шарканье за дверью, прежде чем женский голос прозвучал грубым шепотом.
- Кто здесь?
- Это я.