Контрудар

22
18
20
22
24
26
28
30

— Твоя специальность какая, товарищ Пузырь?

— Как сказать? У меня тех прохвессий было полный чувал. Работал я на сахарных плантациях. Но это занятие не по мне. Состоял в разных легких артелях. И там не очень-то сладко было. Ударялся я и по манежному делу…

— Лошадей объезжал? — спросил Чмель.

— Где как! Манежил вокруг того, что плохо лежит…

— Заранее скажу, товарищ Пузырь, — ответил Булат при общем смехе бойцов, — с такой профессией при социализме никому ходу не будет, надо в корне перестраиваться. Вот тебе и дали возможность загладить свою вину, человеком сделаться…

— Пошлем его пряники перебирать, — с издевкой сказал Чмель.

— Нет, товарищ политком, — ответил Пузырь, — не надо мне тех пряников. После войны пойду в банщики, катеарически!

— А почему в банщики? — поинтересовались красноармейцы.

— Очень просто — с голого ничего не сдерешь.

В широкой низине, где распластался Тартак, раздались тихие звуки пехотного рожка. Под знакомую мелодию сигнала, звавшего красноармейцев к ужину, Фрол Кашкин, старый солдат, весело затянул:

Бери ложку, бери бак, Нету хлеба, кушай так.

Алексей спрыгнул с телеги, плотным кольцом его обступили бывшие «черти».

— Айда, товарищ политком, с нами вечерять. Нынче мы теленка запустили в котел.

— Какого это теленка?

— Да из тех, которые идут с нами аж с немецких колонок.

— Ну и черти, — сказал весело Алексей, обнимая близстоящего бойца. — Значит, сидит еще в вас старый дух. Ваш табун, эти трофеи Мукарона Каракуты, давно надо было передать начальнику снабжения дивизии.

— Ты, комиссар, не фасонься. Пошли подкрепляться. Знаешь, ломливый гость голодный ходит.

— Может, и к нам пожалует великий пост, а пока есть чем разговляться.

— Еще успеем покондёрничать, а пока бог миловал.

— Им что, идейным? — раздался сзади чей-то издевательский голос. — Им бы хлеба ломоть, да чтоб языком помолоть, и амба.

Алексей понимал, что каракутовский дух, вкоренявшийся здесь месяцами, не вывести в один день.