Past simple,

22
18
20
22
24
26
28
30

– И зачем ему перед тобой отчитываться? – напряглась я.

– «VS-group» принадлежит мне. Глеб всего лишь входит в состав руководства, но не является владельцем, – пожал плечами мужчина.

– То есть… Погоди, выходит, что Глеб – наемный служащий? – моему изумлению не было предела.

– Не придуривайся. Ты поняла, что я сказал. Зачем переспрашивать еще раз? – нахмурился Вадим. – Кстати, о Глебе. Не хочешь рассказать, почему он так о тебе печется?

– Понятия не имею, – фыркнула я, отворачиваясь. Ну и трепло… Еще не хватало того, чтобы неприятнейшая история моего прошлого всплыла и стала поводом для обсуждения среди мужской половины компании.

– По глазам вижу, что как раз-таки имеешь, – в его голосе слышался смех. Это он с меня смеется? Вот хам!

– Алло! Где ты глаза у меня на затылке разглядел? – я повернулась к нему лицом. И поняла, что меня провоцируют. Скорее всего, Вадим уже наслышан о моей нелепой истории первой любви.

– Расслабься. Язык твоего тела тебя выдает с головой. Кофе будешь? Хотя, тебе лучше бы чаю.

– Сама разберусь, что мне лучше, – огрызнулась я, пребывая в легком замешательстве.

Если я все верно понимаю, то Вадим в курсе истории с Глебом. Точнее, частично в курсе. Про ребенка Глеб ничего не знал, и про то, что потом со мной происходило тоже. Блин, вот угораздило же меня так встрять! Мало того, что с прошлым едва попрощалась, так теперь оно настойчиво таранит мою дверь, мечтая на всех парах ворваться в мою, относительно спокойную жизнь.

Я сжимала смартфон в руках. Губы тряслись, и больше всего мне хотелось шарахнуть как следует этот набор пластика и микросхем об стенку.

«Вы не можете отправить сообщение этому пользователю, поскольку он ограничил круг лиц, которые могут присылать ему сообщения»

А жаль. Очень хотелось бы высказать все, что я думаю о ней. Об Инге.

Снова скользнула взглядом по фотографиям, сделанным в каком-то уютном кафе. Инга сидит рядом с Глебом, преданно заглядывая ему в глаза. А он гладит ее по коленке. И улыбается. Нежно-нежно. Тьфу, аж блевать тянет от их ванильности.

Набрала номер Глеба. Слова обиды просились наружу, и я не могла ничего сделать, чтобы как-то взять себя в руки. Сброс. Даже гудки не пошли. Похоже, я и у него в черном списке. Нет, ну что за трус? Неужели не мог сказать прямо? Неужели я не заслуживала хотя бы грамма честности с его стороны?

Нервы не выдержали. Все-таки швырнула телефон со всей дури об стенку. А после смотрела на крупные уродливые трещины, которые словно паутинка поразили экран. Зажала клавишу включения. Не сработало. Смартфон больше не жилец. Значит туда ему и дорога.

Вещи собирала в спешке, игнорируя внимательный взгляд мамы. Она уже знала, что произошло, но виноватой считала меня. Охренеть, конечно, логика: меня предали, растоптали, унизила, и я еще при этом виновата. Хотя, доля правды есть. Знала же, что не стоит знакомить Глеба с друзьями. Но не смогла предотвратить этого.

А может быть и к лучшему? Может действительно так будет легче? Узнать, что человек гнилой, пусть и таким вот способом.

Обидно, да. И больно. Сердце все же не вытащишь из груди и не выкинешь на помойку. Как и мысли невозможно отогнать. А они кружат черными воронами. Слетелись и не дают покоя.

– Нет смысла повторять, мам, – сказала я, заметив, что мама собирается вновь приступить к нотациям. – Я хочу отсюда уехать. Пока не знаю, насколько, но хочу.