– Стоп-стоп-стоп! – рявкнул Ломов. – Вы, Альтшулер, совсем меня заморочили. Я вам не лирик, я практик. Вы мне по существу давайте. При чем тут ваши туманные ощущения?
– А при том, что, следуя туманным ощущениям, – строго сказал Альтшулер, – я нашел женщину, которая на моих глазах садилась за руль желтого «Форда».
– Нет, правда? – недоверчиво спросил Ломов, мгновенно остывая. – Если это правда, то это очень важно, потому что, как выяснилось, «фордов» такой расцветки в городе всего-навсего четыре штуки и очень велика вероятность, что видели вы именно тот «Форд».
– Ну вот, а вы говорите, – довольно сказал Альтшулер. – Так вот, о женщине. В прошлый раз я вам сказал, что не знаю эту женщину, не рассмотрел ее лица. Мужчину, кстати, тоже не знаю. Ну, его-то определенно, а вот образ этой женщины почему-то не давал мне покоя. Я видел ее считаные секунды, но что-то в ее походке, движениях показалось чертовски знакомым. Удивительно – откуда?! Этот вопрос мучил меня несколько дней, как лейбл, вшитый в воротник рубашки. Чертовски неприятно! Я раз за разом прокручивал в голове виденную сцену – как она шла, как откидывала голову, как садилась за руль, как плавно двигались ее руки… И вдруг я понял, где мог ее видеть! Я видел эти движения, эту осанку, эту походку в театре!
– Не понял! – с угрозой в голосе перебил его Ломов. – Что еще за театр? Опять ваши лирические отступления?
– В нашем городском театре, – с обидой сказал журналист. – В отличие от вас я не пропускаю ни одной премьеры. Вот на сцене нашего театра я эту женщину и видел. Она не так много играет и все больше на вторых ролях. Ее зовут Ангелина Желябова. Я, конечно, не был уверен на сто процентов. Увидеть ее не мог – сейчас в театре мертвый сезон, но я покрутился там и выяснил, что у Желябовой есть увлечение. Вы, конечно, слышали о стритрейсерах?
– Что-то слышал, – хмуро ответил Ломов. – Это те чокнутые, которые гоняют ночью по улицам города на огромной скорости, подвергая опасности не только себя, но и запоздавших граждан? Будь моя воля, я бы эту публику на всю жизнь лишил права подходить даже к велосипеду.
– Абсолютно с вами солидарен, – закивал Альтшулер. – Но сейчас эта публика перебралась за город. Облюбовали себе пару участков шоссе и гоняют по ночам. Судя по тому, что ГИБДД их не трогает, они с ними договорились полюбовно. Так вот, я решил совместить приятное с полезным и решил сделать репортаж об этих неформалах. Вы его, конечно, не читали?
– Еще чего! Я уже один раз читал вашу макулатуру, – поморщился Ломов. – На всю жизнь хватило.
– А зря, – усмехнулся Альтшулер. – Там и фотография ее есть. Желябовой то есть. Абсолютно в том облике, в каком я увидел ее возле «Форда» – бейсболка, комбинезон, кроссовки. Только за городом она выглядела более счастливой. Между прочим, гоняет она и в самом деле здорово.
– У вас есть этот номер? – резко спросил Ломов. – Что же вы стоите? Тащите его сюда!
Альтшулер поклонился и неторопливо зашагал прочь. Через минуту он так же неторопливо вернулся, неся в руках экземпляр газеты. Ломов выхватил его и принялся листать. Фотография ночной гонщицы была действительно достаточно четкой, но лицо этой женщины Ломову ни о чем не говорило. Он не ходил по театрам.
– Нет, на сто процентов я все равно не уверен, – сказал Альтшулер. – Но я думал, что это может быть вам интересно.
– Это очень интересно, – сказал Ломов. – Я покажу эту фотку одному человеку, и если он эту бабенку узнает, я смогу обеспечить вам, Альтшулер, любую защиту. А пока все-таки подумайте насчет моего компромата.
И он сунул в руки журналиста копии записей из сейфа Казаченко.
Глава 19
Было решено, что за город знакомиться со стритрейсершей отправится Волченков. Это произошло после того, как фотографию из газеты они показали Малову, охраннику со стоянки, откуда был угнан «Форд».
– Времени много прошло, – почесал в затылке Малов. – Но вроде она. Хотя… Черт их разберет. А вообще похожа. Вот бейсболка – точь-в-точь. Ну и фигура. Живьем бы посмотреть, тогда бы точно сказал.
После такого заявления Ломов слегка остыл и предложил заняться артисткой Волченкову.
– Ты у нас человек видный, даже, я бы сказал, интеллигентный. А я в театре один раз в жизни был, в одиннадцать лет – Буратину смотрел. Культурного багажа практически – ноль. Начни я сейчас с ней разговаривать, она сразу смекнет, что я из полиции. А нам это ни к чему, я полагаю. Ты вот хотя бы галстук умеешь завязать и разговор поддержать. А я лучше встречусь с бывшим опером Локотковым, уже договорился. Он был в той же группе, что и покойный Рогалев. Совсем недавно вышел на пенсию. Это было его последнее дело. Он теперь человек свободный, может, расскажет что-нибудь такое, о чем другие постеснялись рассказать. А ты дерзай, наводи мосты к артисточке. Чует мое сердце, Альтшулер не зря на нее наговаривает. Он человек, конечно, сомнительный, но глаз у него зоркий.