Исповедь

Вероника подошла ко мне. Легким поцелуем дотронулась до щеки. Отвела обратно за спину, мои, рванувшиеся было обнять руки. Прихлопнула их для верности ладошками. — Спать, лейтенант… Спокойной ночи…

Так прошла вторая наша ночь.

Хмурый рассвет втянулся в дом через форточки сырой, не летней прохладой, и в его неверном свете все виделось серым и грустным. Тело казалось покрыто влажной липкой пленкой, одежда и обувь отсырели, липли и студили кожу. Входная дверь, пропитанная за ночь влагой разбухла, стонала и сипела когда открывал ее, выходя на крыльцо выкурить первую утреннюю папиросу.

Все предыдущие дни я сдерживался, старался меньше курить, особенно в присутствии удивительной Вероники. Не хотел забивать нежный домашний аромат ее кожи, тела, волос резким запахом дешевого Беломора. Теперь, видимо, терять больше нечего, девушка ясно намекнула, что отношения наши чисто дружеские и не имеют шансов на развитие. Возможно у нее имелась на то веская причина.

Вероника тихо вышла и села рядом. Вытащила из кармана моей куртки пачку папирос, выудила одну, пережала муштук двумя пальцами и прикурила. Затянулась, откинула голову и медленно выпустила дым через резко очерченные розовые ноздри.

— Ты куришь?

— Не курила больше года. Пообещала папе. Теперь… сорвалась.

— Брось.

— А… теперь все равно.

— Что-то ты темнишь, паря.

— Не хочу впутывать посторонних в свои дела.

— Какие у тебя могут быть дела? Так — делишки…

— Знал бы, не говорил.

— Обещаю помочь.

— Все. Закрыли тему. Скажи лучше, когда же, наконец, прилетят ребята?

— Торопишься?

— А ты разве нет? Живешь с бабой под одной крышей, страдаешь, а толку… Полетишь в Аркалык, найдешь себе красивую, добрую девушку. Она тебя пожалеет… облегчит… страдания… юного Вертера.

— Не волнуйся, уже нашел самую хорошую и красивую. Только вот как ей об этом сообщить на третий день знакомства. Может не поверить.

— Может и поверить. Это как скажешь. Только не мне. Со мной — пустой номер.

— У тебя есть… человек… которого… ты… любишь?