— Извините… — сказал Мамс в трубку.
— А что тебе сказал редактор вчера? — спросил Бон-Иван.
Мамс снова завертел телефонный диск, говоря при этом:
— Одни часовые спрашивают: «Стой, кто идет?» Другие часовые спрашивают: «Стой, что идет?!»
— А двоедушный человек? — снова громко и отчетливо произнес я. — Это ведь не тот человек, у которого две души?..
Гронский начинал понимать, что его что-то сегодня ждет. А Бон-Иван, как всегда, попытался отвлечь.
— В одной больнице лежал старик, — сказал он. — Ему только что операцию сделали. А он на следующий день колбасы захотел с белой булкой. Дура старуха принесла ему, и ночью он эту колбасу с белой булкой сжевал, а на другой день его снова на операционный стол положили.
— А наш сценарий восьмой раз на операционный… — угрюмо сказал мамин сценарист, набирая номер.
Мамс наконец дозвонился. Разговор был совсем не длинный. Говорил в основном кто-то там, на том конце провода, а Мамс повторял на всякие лады два слова: «Да-да» и «Понимаю». Потом он сказал: «Нет», — и положил трубку.
— Ну что тебе сказал главный о сценарии? — спросил Бон-Иван.
— Посоветовал, чтобы герой сначала встретил девчонку на стройке, потом сказал: «Я вас люблю!..»
— А ты согласился?
— Согласился, — сказал Мамс. — Только для Марии Николаевны. Я знаю, что для нее значат эта постановка. Это же ее жизнь! Я-то что? У меня баранка есть.
— А по-моему, Мамсу надо уйти из такси, — посоветовал Гронский, — литература требует всей жизни.
— Вот именно, — ответил Мамс, — всей жизни. И расплачиваться надо всей жизнью. Поэтому я уж останусь в такси. И буду жить не на те деньги, что зарабатываешь литературой, а на зарплату таксиста. Хорошо, когда человек живет не на искусство и не старается протолкнуть свою халтуру…
— А! Деньги, любые деньги хороши, — сказал Гронский.
У меня внутри поднялась тошнота.
Бон-Иван опять все постарался свести к шутке:
— Как жалко, что движение, начатое Гоголем по сожжению своих рукописей, не было подхвачено некоторыми писателями.
— Почему? — сказал Гронский. — Мамс, по-моему, подхватил это движение… Он восьмой раз будет сжигать рукопись.