Свадебный марш

— Я думаю вот что… Я поднимаю тост за женщин, поднимающих высоко флаг любви!.. Правда, некоторые женщины поднимают этот флаг так высоко, что его вообще становится не видно. Я пью за женщин! За флаг! И за чувство меры!..

— А я предлагаю выпить, — вдруг сказала мама, — за моего Федора, за него давно уже никто не пьет… Я предлагаю выпить за его скромную работу. Мой Федя со временем стал удивительно скромным, как и его работа. Когда-то во всех компаниях только за него и пили, а теперь вот перестали.

— Спасибо, Маша! — сказал папа. — А я поднимаю тост за тех, кто сидит за этим столом… За верных друзей!.. И давайте вообще не расставаться!.. Давайте купим вскладчину одну большую дачу и будем жить все вместе… И еще жаль, что нас мало. В юности не было квартир, денег не было, а дружили, встречались каждый день. А теперь попрятались по дачам, по квартирам. Конечно, у нас много друг перед другом ошибок, обид, но как мне хочется, чтобы мы попросили друг у друга прощенья и…

— Ты, Федор, — сказала мама недобрым голосом, — не можешь говорить, как нам будет хорошо, ты можешь говорить только, как тебе будет хорошо. А насчет не расставаться… Действительно, — подхватила мама, — как это прекрасно, когда люди не расстаются друг с другом… А особенно хорошо, когда человек не расстается с самим собой (при этом мама посмотрела на папу). Проведем и вправду сегодня весь вечер вместе.

— Как это и вправду вместе? — переспросил отец, бледнея.

— Ну, вправду, — это значит не в кривду, — пояснила мама. — Почему бы нам всем не пойти сегодня вечером на твой концерт, — сказала мама. — Ведь у тебя сегодня афишный концерт?.. Я как раз и билеты купила. Проходила мимо зала Чайковского и на всех купила билеты…

— Мама, ты прелесть! — крикнула Ташка. — Я столько раз вам предлагала! Ни разу не побывать на папином концерте — это безобразие! За папин концерт.

Папа побледнел еще больше и почему-то переглянулся с Бон-Иваном.

— Однажды я работал в провинции — сказал Бон-Иван, — и там, когда театр не делал сборы то звонили в воинскую подшефную часть и полк солдат занимал театр. Эти солдаты называли себя театральнообязанными… Поэтому я вас всех приглашаю в цирк.

— Спасибо, Ваня, я знаю, что вы настоящий друг, настоящий спасательный круг… Спасательный друг, — добавила мама. — Только не надо быть все время спасательным… Это несправедливо по отношению к другим… Ты, я вижу, почему-то не хочешь, чтобы мы пошли на твой концерт? — спросила мать отца (он ничего не ответил). — А ты знаешь, почему ты не хочешь, чтобы мы пошли на твой концерт? Потому что тебя уволили с работы… Потому что ты не работаешь в оркестре народных инструментов…

Отец продолжал молчать.

— Тогда объясни, куда же ты уходишь каждый вечер со своей балалайкой? — тихо говорила мама. — Куда, я тебя спрашиваю. Куда?.. Или, может быть, к кому?.. И вообще, что происходит в этом доме? Одного увольняют с работы, а он продолжает ходить каждый вечер на эту работу. Другая уходит из балета… Из балета, на который потрачено уже полжизни… Ей, видите ли, кто-то сказал, что у нее талант переходит из ног в голову!.. А если твой талант при твоем аппетите вообще не дойдет до головы, а остановится в желудке?..

Наташа молча поднялась из-за стола и пошла к калитке. За ней поднялась и Жозя.

— А у третьего, — при этом мама посмотрела на меня, — неделю назад я нахожу в тумбочке кучу денег. Откуда у тебя столько денег?

Я промолчал. Что я мог сказать матери? Что я занял у Гронского на покупку мотоцикла?

За столом наступило неправдоподобно долгое молчание.

— Я предупреждала тебя, — крикнула мать, — если ты соврешь хоть один еще раз о чем, даже не в слове, а в одной букве!.. Нет… Никто не хочет ставить цель и добиваться. Вот Гронский — захотел и добился всего. Я уйду, — сказала она, глядя в глаза отцу, — я уйду из этого дома!..

— Не надо, — сказал отец. — Я уйду сам… — И он поднялся из-за стола и пошел по дорожке. Прямой, широкоплечий, высоко-стройный, и весь какой-то совсем неизвинительный и не жалкий, каким он выглядел обычно при ссорах с мамой.

— Много шума… из ничего, — сказала мама, закуривая одну папиросу от другой.

За столом снова наступило неправдоподобно долгое молчание.