В большие церковные праздники иногда устраивалось богослужение совместно с греческим духовенством и митрополитом Константином во главе. В таких случаях всегда пел лучший полковой хор, исполняя большинство песнопений по-гречески. Митрополит, в свою очередь, произносил важнейшие возгласы на церковнославянском языке. Постоянное проповедничество пастырей оживляло и усиливало полноту церковных служб. На литургии в воскресные и праздничные дни было обязательным слово на тему Евангелия или по содержанию праздника, накануне, на всенощном бдении — так же. В субботнем слове, главным образом, раскрывался догмат о Воскресении Христовом как основном положении всего христианства. По пятницам, на вечернем богослужении, велись поучения катехизического характера, разбирались ход и строй богослужения в его содержании и символическом значении; Заповеди блаженства и Символ веры. Катехизические поучения всегда вел корпусной священник, и в этом отношении гарнизонная церковь имела преимущество пред другими храмами. Установленный строй службы удерживался неизменным до последних дней пребывания в Галлиполи.
Помимо богослужений устраивались крестные ходы — Крещенский и 1 августа, крестный ход с Плащаницей, совершавшийся 15 священниками в сопровождении церковных хоров и военных оркестров. Большое стечение народа всегда привлекали молебны на площадях перед парадами войск. Пасхальная заутреня 1921 г. собрала не менее 12 тысяч молящихся и зрителей из местного греческого и турецкого населения. Для Страстной и Пасхальной недель церковь-палатка Кавалерийского военного училища была поставлена на большой площади (футбольном поле) и использовалась в эти дни как гарнизонный храм.
Галлиполийцы позднее вспоминали: «Русская Пасха и на чужбине стала светлым, радостным днем. Красоту праздника и здесь составила ночная Пасхальная заутреня. Как в городе, так и в лагере весь народ собрался в эту ночь к храмам. Тысячи молящихся. Подъем необыкновенный. Под темным небесным сводом, в тесном кругу родных братьев, в эту Святую Великую ночь, горячо любимую на Святой Руси, ночь любви и братства, всепрощения, под ликующие звуки Пасхальных песнопений так близко чувствовалась Родина! Сердце полно было надежды, и горечь разлуки с милыми, далекими, любимыми растворялась в тихую, хотя и мучительную, но все же сладостную грусть. В эту дивную, единственную, неповторяемую в году ночь мелочи собственной жизни стушевались, сознание изгнанничества как будто умолкло, дышалось легко и свободно»[490].
На праздник Пасхи 1921 г. корпус посетил епископ Вениамин (Федченков). В своих речах он много и любовно говорил о России. Солдаты и офицеры приветствовали Владыку торжественным вручением ему епископского жезла собственного изготовления. Всего епископ Вениамин два раза посетил Галлиполи. Им были рукоположены в гарнизонном храме в священный сан четверо церковнослужителей: двое во иеромонахи и двое во диаконы. Важнейшие события в истории России и память о выдающихся соотечественниках отмечались соответствующим служением и проповедями. 13 августа, в день Ангела Патриарха Московского и всея России Тихона, приказом по корпусу отменили занятия и работы в частях. Во всех храмах прошли торжественные богослужения; так была освещена, с точки зрения церковных традиций, важность акта избрания Патриарха в переживаемый момент истории Русского государства.
Очень активной была внебогослужебная деятельность духовенства. В первые же дни прибытия частей в Галлиполи в армянском храме организовали вечерние чтения, лекции и беседы на разнобразные темы, с участием церковных хоров. Вначале выступало лишь духовенство, затем стали принимать участие и светские лица. После организации различных кружков началась более планомерная просветительная работа. В ведении каждого священника была небольшая библиотечка — до 40–50 книг. Они использовались для групповых чтений, что особенно практиковалось в лагерях. При некоторых полках были открыты «повторительные» школы для солдат, где священники являлись не только законоучителями, но и преподавателями истории, географии и других предметов.
При почти полном отсутствии учебников, пособий и руководств сложным вопросом оказалось дело окормления воспитанников военно-учебных заведений. Хотя со временем была выработана особая программа по преподаванию Закона Божия, но провести ее полностью в жизнь не удалось. В большинстве случаев уроки носили характер пастырских бесед, применительно к обычной программе военных училищ и общему уровню развития юнкеров.
В общей проповеднической работе духовенства в Галлиполи ее участники выделяли следующие направления: «Вера в Премудрость и Благость Творца, посылающего нам всевозможные испытания для нашего же блага, и необходимость доверия к Нему; общенародные бедствия, подобные переживаемым нами сейчас, являются неизбежным результатом нарушения людьми законов жизни и отступления от высшей правды, лежащей в основе сохранения и дальнейшего развития жизни человечества; эта правда — Правда Христова: любовь и братское взаимное служение в отношениях личных, общественных и общечеловеческих, что чудесно раскрывается во всех ветхозаветных пророчествах; сейчас человечество стало на ложный путь, угасив в себе дух веры, ослабив чувство любви и поспешив отменить некоторые нормы жизни, без которых нельзя обойтись на известной ступени общего нравственного развития; материализм, при самых совершенных социальных нормах, должен привести человечество к уничтожению жизни, — такова природа человека и законы жизни; испытания кончатся, когда человечество, пересмотрев свои духовные ценности, станет на новый путь одухотворения жизни и насыщения содержания ее истинной Христовой любовью; тогда социальные нормы выработаются легко и для всех безболезненно»[491]. Духовенство также призывало солдат и офицеров оставаться верными духу и заветам великих русских святителей и преподобных.
Доброжелательные отношения, которые установились у русского духовенства с греческим с первого дня прибытия в Галлиполи 1-го армейского корпуса, оставались такими до конца. Корпусной священник со своей канцелярией до своего отъезда проживал в доме митрополита. В дни собраний духовенства корпуса им всегда предоставляли зал. Галлиполийский митрополит Константин проявлял большой интерес к религиозной жизни русских частей: посещал их храмы, совершал Крещенское водоосвящение в лагере, присутствовал при освящении памятника на русском кладбище, постоянно интересовался настроениями в корпусе и его религиозными нуждами, оказывая необходимую помощь.
8 сентября 1921 г. русское, греческое и армянское духовенство чествовало митрополита Константина. После совместного богослужения, на которое Владыка был приведен в храм «со славою», митрополит «с глубоким убеждением сказал, что Царица Небесная не может оставить без помощи такой глубоко верующий и так чтущий Сына Ее русский народ, а это почитание он имеет возможность в течение года наблюдать непосредственно. Поэтому есть несомненная надежда на скорое прекращение страданий и восстановление прежней, еще более великой и славной Святой Руси»[492].
Такие же доброжелательные отношения существовали и с местным армянским духовенством. Оно, так же как и греческое, передало свою школу под госпиталь, предоставило храм для чтения и бесед. По призыву армянского священника среди его прихожан был организован кружок, оказывавший помощь русским военнослужащим — армянам, которая была особенно важна в первые сложные дни прибывания корпуса в Галлиполи.
16 июля 1921 г. на русском военном кладбище вблизи Галлиполи, где было погребено около 500 воинов и членов их семей, состоялось освящение и открытие памятника, возведенного самими галлиполийцами по проекту подпоручика Н. Н. Акатьева. На его сооружение ушло около 20 тыс. камней (по призыву генерала А. П. Кутепова каждый солдат принес по одному камню), которые сложили в виде увенчанного мраморным крестом шатрового каменного сооружения, напоминавшего шапку Мономаха или древний курган «в римско-сирийском стиле». На фронтоне памятника была закреплена белая мраморная доска с надписью: «Упокой, Господи, душу усопших. 1-й корпус Русской армии своим братьям-воинам, в борьбе за честь Родины нашедшим вечный покой на чужбине в 1920–21 годах и в 1845–55 годах, и памяти своих предков-запорожцев, умерших в турецком плену»[493].
В дальнейшем под усиленным давлением французов и англичан в течение полутора лет части Белой армии были переведены в Болгарию и Королевство сербов, хорватов и словенцев (Югославию), последние 120 галлиполийцев оставили свой лагерь в мае 1923 г[494].
Помимо центра русской военной эмиграции Константинополь и зона проливов некоторое время играли роль центра русской церковной эмиграции. Еще весной 1919 г. сюда приехали из Одессы митрополит Одесский и Херсонский Платон (Рождественский), сначала проживавший на подворье Андреевского скита, а затем — в здании Болгарской экзархии, архиепископ Минский и Туровский Георгий (Ярошевский) и архиепископ Кишиневский и Хотинский Анастасий (Грибановский), поселившиеся на подворье Пантелеимоновского монастыря. Именно Владыка Анастасий с января 1920 г. возглавлял созданное в Константинополе Русское церковное совещание, отвечавшее за организационные вопросы работы русских храмов, а 15 октября 1920 г. Временное Высшее Церковное Управление Юго-Востока России (образованное в Ставрополе 6 апреля 1919 г.) назначило его управляющим русских приходов Константинопольского округа на правах епархиального архиерея. В 1919–1921 гг. архиепископ Анастасий также был настоятелем храмов свт. Николая Чудотворца и свв. Константина и Елены при российском посольстве и представителем Русской Церкви при Вселенской Патриархии[495].
В ноябре 1920 г. вместе с армией Врангеля и гражданскими беженцами в Константинополь прибыло возглавляемое митрополитом Киевским и Галицким Антонием (Храповицким) Временное Высшее Церковное Управление (ВВЦУ) Юго-Востока России в составе четырех архиереев, одного клирика и одного мирянина, которые разместились на подворьях русских афонских обителей. Как раз 20 ноября Патриарх Тихон, Священный Синод и Высший Церковный Совет приняли указ № 362 о создании церковных управлений (автономных митрополичьих округов) под руководством старшего иерарха на территориях, оторванных от центрального церковного управления[496]. Он стал ключевым документом, на основании которого ВВЦУ продолжило свою деятельность за границей.
Правда, решение об этом само Управление по предложению епископа Севастопольского Вениамина (Федченкова) приняло 6/19 ноября на состоявшемся в константинопольском порту на пароходе «Великий князь Александр Михайлович» первом своем заседании за пределами России, в котором участвовали митрополиты Антоний (Храповицкий), Платон (Рождественский), архиепископ Феофан (Быстров), епископ Вениамин и протоиерей Георгий Спасский (Владыка Антоний первоначально был против, считая, что попечение о духовном устроении русских людей должны взять на себя Константинопольская и другие Поместные Православные Церкви).
На этом заседании было решено: «Ввиду сосредоточения огромного количества беженцев в различных государствах и частях света, не имеющих общения с советской Россией и не могущих сноситься с Высшим Церковным Управлением при Святейшем Патриархе, а также вследствие необходимости попечения о русской армии, выехавшей из Крыма, — а) продолжить полномочия членов Высшего Церковного Управления с обслуживанием всех сторон церковной жизни беженцев и Армии во всех государствах, не имеющих сношения со Святейшим Патриархом; б) местом действия Управления избрать г. Константинополь, как наиболее центральный пункт; в) снестись с Константинопольской Патриархией для выяснения канонического взаимоотношения; г) определить состав членов Управления из наличных епископов его, ввиду отсутствия других членов — протоиерея о. С. Булгакова и А. А. Апраксина, выехавшего в Сербию, и протоиерея о. Георгия Спасского, отправляющегося с флотом во французские порты, и неудобства в настоящее время организации Управления иными способами; д) уведомить всеми возможными путями о сих постановлениях Святейшего Патриарха Московского и всея России Тихона, а также и все церковные центры, подлежащие попечению Русского Церковного Управления в г. Константинополе; е) обратиться с просьбой к Главнокомандующему генералу Врангелю, передавшему через епископа Вениамина о своем желании и соображениях о необходимости иметь Высший орган Церковного Управления по делам церковной жизни беженцев и Армии, — об обращении с его стороны к Наместнику Святейшего Патриарха Константинопольского Митрополиту Брусскому Дорофею по вопросу об организации Управления в Константинополе; ж) назначить продолжение заседания Церковного Управления в городе на 9 ноября»[497].
На этом заседании было также подтверждено постановление ВВЦУ от 15 октября 1920 г. о назначении архиепископа Евлогия (Георгиевского) управляющим русским церквами в Западной Европе, включая Болгарию и Румынию (за собой ВВЦУ оставляло управление русскими приходами в Турции, Греции и Королевстве сербов, хорватов и словенцев)[498].
Вопрос отношений с Константинопольской Патриархией обсуждался также на втором (22 ноября) и третьем (29 ноября) заседаниях ВВЦУ, где помимо четырех указанных архиереев присутствовал включенный 22 ноября в состав Управления архиепископ Анастасий (Грибановский). В результате митрополиту Антонию (Храповицкому) и епископу Вениамину (Федченкову) было поручено выяснить вопрос о каноническом взаимоотношении с Константинопольской Патриархией и передать Патриаршему Местоблюстителю митрополиту Прусскому (Пруссийскому) Дорофею письмо главнокомандующего Русской армией по этому вопросу[499].
Русские иерархи обратились к Местоблюстителю Вселенского Патриархата митрополиту Досифею с просьбой позволить им окормлять русских воинов на землях, находившихся под его попечительством. 2 декабря при личной встрече Владыка Досифей сообщил митрополиту Антонию, что Патриархия, хорошо зная его как ревнителя святых канонов, дает согласие, чтобы русские архиереи окормляли свой народ, оставивший Родину, на канонической территории Вселенского Патриархата. Указом № 9084 от 2 декабря (по другим данным от 22 декабря) 1920 г. Константинопольский Синод предоставил русским архиереям определенные полномочия для регулирования церковных дел эмигрантов в области своей юрисдикции (судебные прерогативы при разводах Константинопольская Патриархия сохраняла за собой): «Вы будете озабочены посылкою им иереев, антиминсов, проповедников и всего необходимого, будете посещать их лично, рассеивая увещаниями возникающие сомнения, прекращая распри, будете делать вообще все потребное, что вменяется Церковью и религией в целях утешения и ободрения упомянутых православных русских христиан». Митрополит Антоний и четыре других архиерея получили разрешение образовать «для пастырского обслуживания упомянутого населения временную церковную комиссию [„Эпитропию“] под высшим управлением Вселенской Патриархии для надзора и руководства общецерковной жизнью русских колоний в пределах православных стран, а также для русских воинов и беженцев, которые живут отдельно от остальных православных по городам и селам, лагерям и особым зданиям»[500].
29 декабря митрополит Досифей писал Владыке Антонию (Храповицкому): «Под вашим руководством Константинопольская Вселенская Патриархия разрешает всякое начинание, ибо Патриархии ведомо, что Ваше Высокопреосвященство не совершит ничего неканонического»[501]. Хотя представители Константинопольской Патриархии никогда не присутствовали на заседаниях Высшего Церковного Управления, оно все-таки информировало Вселенскую Патриархию о своей деятельности в течение всего периода пребывания в Константинополе. При этом порой возникали трения при решении бракоразводных вопросов[502].