– Ну, значит, мы и сожжем, – неожиданно сказал милиционер и решительно добавил. – Пойду за керосинчиком схожу.
После этих диких слов он исчез, словно бы в воздухе растворился. Иван Андреевич же остался один на один с восставшим трупом. Некоторое время оба сидели молча.
– Интересное дело, – вдруг сказал покойник неприязненно, – по какому-такому полному праву собираетесь вы меня сжигать? Я, между прочим, даже не член партии…
– В члены и посмертно можно принять, должна быть такая заочная форма, – неожиданно для себя самого как-то жалобно отвечал Сбитнев.
– Заочно я не согласный, – отвечал покойник, но уже не басом, а совершенно нормальным голосом.
Тут Сбитнев от страха покрылся гусиной кожей: теперь знакомым ему показалось не только лицо, но и голос ожившего мертвеца.
– Предупреждаю со всей ответственностью, – продолжал тот, – я просто так не дамся. Покуда я живой, сжигать себя не позволю. А если меня добить захотят, я кое-кого с собой на тот свет утащу… Согласный ли ты, товарищ, помереть без покаяния прямо тут, не отходя от кассы?
Иван Андреевич, продолжая сидеть на холодном каменном полу, немного отодвинулся назад и сказал, что в таких крайних мерах совершенно нет необходимости. Лично он, Иван Андреевич, здесь именно затем, чтобы всех спасти и при этом никого не убить.
– А вы, гражданин, не много ли на себя берете? – вдруг раздался рядом наглый фальцет. – Всех спасти! Тоже мне, Иисус Христос нашелся.
Сбитнев повернул голову и обмер. Прямо над ним качалось узкая бандитская – именно так, бандитская, а вовсе не жульническая – рожа Аметистова. Он уже снял милицейскую фуражку, и физиономию его ярко освещал фонарь, который он для пущего ужаса направил прямо на себя самого.
– А вот мы его сейчас подвесим за причинное место – будет знать, как совать нос не в свое дело, – восставший покойник неожиданно возник рядом с Аметистовым. Тут стало видно, что это не кто иной, как большевик и пианист Буренин, точнее, тот, кто себя за него выдавал.
– Товарищи… – начал было Иван Андреевич, но сообразил, что высокое это звание не очень-то подходит двум проходимцам, и поправился, – граждане, в чем дело? Что за глупые шутки?
– Какие там шутки, – хмуро сказал Буренин, – дело крайне серьезное.
– Именно, – подтвердил Аметистов и вдруг взял Сбитнева за грудки и легко поднял в воздух. Ивану Андреевичу показалось, что не человек его в воздух поднял, а какая-то ужасно сильная механическая лебедка. И вот тут, вися между небом и землей, Сбитнев неожиданно разглядел, что глаза у Аметистова страшные и жестокие, как могильная яма. В следующую секунду тот поставил его на землю, сдавил рукою горло и распластал по стене.
Сбитнев судорожно потянулся к внутреннему карману, где лежал у него табельный револьвер, но Буренин ловко перехватил его руку и вывернул так, что в глазах сделалось темно.
– Сопротивляется, тварь, – наябедничал Буренин, – сразу видно старого контрреволюционера. – Ничего, – отвечал Аметистов, – сломили мы колчаковскую гидру, сломим и муровскую.
Сказав так, он вдруг очень сильно ударил Сбитнева головой о стену. Если раньше в глазах у Ивана Андреевича всего-навсего потемнело, то теперь наоборот – из глаз посыпались искры, но ничего, впрочем, не осветили. Сбитнев жалобно застонал, однако страдания его не вызвали у мучителей никакого сочувствия.
– Ты почему не выпустил Зойку, гад? – сверкнув неизвестно откуда взявшейся золотой фиксой, прошипел Аметистов.
– Они жизнью своей не дорожат, – отвечал за Сбитнева Буренин. – Они хотят, чтобы им голову открутили и играли ей в английский ножной мяч. – Ты правда этого хочешь? – спросил Аметистов.
– Нет, – жалобно пискнул Сбитнев, голова которого теперь болела почти так же сильно, как пару дней назад – живот.
ebooksa