Тхагалегов поскучнел.
— Я уже объяснял суду. Мне показали распоряжение, чтобы я ежемесячно отвозил определенное количество банок одному человеку. Для экспертизы.
— Домой или на работу?
— И домой тоже…
— Дальше.
— Я удивился, попросил дать распоряжение мне на руки. Мне дали. Сейчас говорят, такого распоряжения не было… По крайней мере, в книге регистрации распоряжений оно не значится.
Ночной инспектор хмыкнул, но ничего не сказал.
— А распоряжение? — спросил Денисов. — Его единственный экземпляр? Тот, что был у вас в руках, — где оно, распоряжение?
Тхагалегов нервничал. Он явно не знал, как ему себя вести с сотрудниками милиции.
— Скажем иначе… Распоряжение находится в уголовном деле? Да или нет?
— Нет. — Тхагалегов отрицательно качнул головой.
— Не понимаю! — Антон вскочил. — Если вы не такой, каким вас кто-то хочет представить, — почему сразу не приобщить это распоряжение к уголовному делу? Что за ерунда?! Вот.
Слова Антона вызвали неожиданную реакцию — Тхагалегов тоже вскочил.
— Во-первых, меня обвиняют не только в этом. А во-вторых, я предпочел бы об этом говорить не здесь. Вы же видите, — закричал он, — эти мерзавцы — бывшие мои сослуживцы! Они же идут на все, только бы самим выкарабкаться! Готовы выкрасть мои листы из дела, порвать! Я боялся, ждал суда… — Он посмотрел на Денисова, угадав в нем человека, имеющего решающий голос и наиболее заинтересованного. — Вы разрешите мне уйти? Меня ждут там, в коридоре.
Денисов пожал плечами — он не мог задерживать Тхагалегова против его желания.
— До свидания. — Тхагалегов рывком захлопнул дверь.
— Все ясно: цель обысков — распоряжение. — Ночной инспектор, молчавший в течение всего разговора, с трудом разлепил веки. — Оно выдает с головой его автора и того, кому отсылались взятки.
Антон кивнул:
— Им грозит наказание, и они идут на все, чтобы помешать Баракаеву представить доказательство в суд! Даже на самочинные обыски. Ну, публика!
Антон уже не вспоминал о похищенной из ячейки переписке — ее заслонило дело Тхагалегова. Таков был Антон — любая несправедливость касалась всегда его лично, каждое новое дело брало в плен.